Светлана Сухомизская - Кодекс чести вампира

Нельзя сказать, что я поверила Тигре. Уже имеющийся у меня опыт общения с ним показывал: поступки его диктуются не обычным здравым смыслом, а какими-то его собственными таинственными — дьявольскими! — импульсами. А поскольку эти самые импульсы сам черт объяснить не в состоянии, позже, чтобы мотивировать свои поступки, обольстительному бесу с фиалковыми глазами приходится нагромождать вокруг них столько запутанного вранья, что, в конце концов, получившееся из всей этой лжи сооружение своей высотой и сложностью конструкции способно затмить Эйфелеву башню.

— Если бы я знал, что тебе грозит настоящая опасность, думаешь, я бы оставил тебя одну без присмотра?

— Не знаю, — честно ответила я.

— Вот спасибо! Теперь я буду знать, какого ты обо мне мнения! — обиженно пробурчал Тигра.

Нет, вы только полюбуйтесь! И у него же еще хватает наглости на меня обижаться…

Затем все тем же надутым тоном нечистый дух сообщил, что, хоть я этого и не заслуживаю (ничего себе, а!), он будет держать меня в курсе своих поисков Алисова. Пока что поиски не дали никаких результатов, но он позвонит мне, как только что-нибудь выяснит. А сейчас ему некогда, его люди ждут.

— Люди или черти? — спросила я гудящую трубку, прежде чем положить ее на аппарат.

Не успела я вернуться к магнитоле и нажать кнопку обратной перемотки, телефон опять зазвонил.

— Слушай, нечисть! — рявкнула я в трубку. — У меня, между прочим, тоже полон дом людей, и все ждут не дождутся…

— Извини, что помешал, — раздался в ответ самый красивый и самый печальный голос на свете.

— Нет-нет! — поспешно завопила я. — Нет, Себастьян, ты мне не помешал, это я только что с одним придурком разговаривала, а он… У тебя ко мне какое-то поручение?

Пауза. Оказывается, от грохота сердца можно оглохнуть.

— Что ты сказал? — жалобно переспросила я.

— Ничего. Хотел услышать твой голос, не мог удержаться… Извини.

— Себастьян! — крикнула я, но он уже повесил трубку.

Через пару минут, когда ко мне вернулась способность соображать, я вспомнила про кассету и про то, что Себастьяну неплохо бы про нее знать…

Внезапно я даже подпрыгнула, потому что в пустую мою голову вдруг с опозданием залетели вопросы, которыми я должна была задаться с самого начала. Почему кассету подбросили именно мне? Зачем? И кто мог это сделать? Бехметов? Но к чему тогда такой странный способ? Не проще ли было позвонить и передать кассету из рук в руки? Значит, не он? Кто же, в таком случае? Может, тот странный саксофонист? Но какой у него интерес в этом деле?..

Новый звонок, словно брошенный в воду камень, распугал мелкую рыбешку мыслей.

— Себастьян! — само собой выскочило у меня вместо «алло».

— Вынуждена тебя огорчитъ — это всего-навсего я, — ответила Надя. — Что, процесс примирения пошел?

— Не знаю, — в глубокой задумчивости сообщила я. — Не уверена.

— А я тут сижу в офисе одна-одинешенька и наслаждаюсь собственной гениальностью. Натырила всяких интересных бумажек и чувствую себя почти как мисс Марпл! По-моему, мы с тобой точно раскроем это дело раньше ангелов! Так что жди — как освобожусь, приеду опять к тебе. Обсудим план действий.

Не успела я сообщить ей о своей неуверенности в целесообразности дальнейшего своего участия в заговоре, как она повесила трубку. По-моему, народ разучился пользоваться телефоном — все трещат, как сороки, но собеседника не слушают.

Ладно, бог с ними со всеми. Надо еще раз прослушать пленку.

Телефон снова зазвонил.

— Смольный на проводе! — отчеканила я в трубку.

— Марина Андреевна Талагай? — произнес смутно знакомый мужской голос — низкий, хорошо поставленный, с бархатистыми перекатами — ни дать ни взять артист МХАТа. — С вами будет говорить Георгий Генрихович Забржицкий.

Большего потрясения я не испытывала даже тогда, когда год или два назад в середине мая пошел снег.

— Марина? — взвизгнула трубка голосом Забржицкого. — Случилось недоразумение, я должен перед вами извиниться, непременно!

— Как вы меня нашли? — только и смогла пролепетать я.

— Дал поручение моему помощнику. Так, через десять минут у вашего подъезда будет машина. Я жду вас в ресторане «Декаданс», непременно!

— Но я…

Ответом мне были короткие гудки.

Глава 22

ЛИЦО СО ШРАМОМ

Черная «Победа» свернула с дороги во дворик между двумя пятиэтажками из потемневшего от времени кирпича. Летом дворик тонул в густой зелени, а сейчас на кроны деревьев легли крупные желтые и красные мазки и на мокром асфальте лежали яркие пятна листьев — опавших, но еще настолько полных жизни, что Даниель, выйдя из машины, невольно избегал наступать на них.

Захарова же все эти сантименты волновали мало.

— Знаешь что, Траум? Мальчик наш живет на первом этаже, поэтому давай-ка сделаем так: ты покарауль во-он под теми двумя окнами. Если наше знакомство пройдет нормально, я высунусь и тебя позову. А то, знаешь, эти ребята, которые только что один срок отмотали и им уже второй улыбается, они нервные ужасно.

Даниель молча кивнул. Захаров хмыкнул:

— Что-то ты сегодня какой-то неразговорчивый. И друг твой тоже прямо весь почерневший, в фильме ужасов без грима снимать можно. Проблемы, что ли, какие-нибудь? Никто не умер?

— Типун тебе на язык! — цыкнул на него Даниель.

Захаров хохотнул и, еще раз показав Даниелю на окна, зашел в подъезд.

В два прыжка одолел шестиступенчатый лестничный пролет и, очутившись перед обшитой сучковатой вагонкой дверью без номера, прижал большим пальцем кнопку звонка и приблизил ухо к двери, прислушиваясь. Внутри квартиры раздался долгий птичий щебет.

Послышались торопливые шаркающие шаги. Женщина — молодая, в домашних тапках не по размеру, очень больших, очевидно, мужских, — сразу определил Захаров. Следовательно, не жена. В глазок смотрит. Правильно, милая. Мало ли сейчас придурков повсюду шатается. Тем более домофона в подъезде нет.

— Кто там? — спросил нежный девичий голос, кажется, немного испуганный.

— Андрей Рябинин дома? — отозвался Захаров.

— А кто его спрашивает? Значит, скорее всего, дома. Захаров достал удостоверение и предъявил его дверному глазку.

— Откройте, уголовный розыск. Нам надо побеседовать с Андреем.

В ту же секунду за обитой вагонкой дверью начался тихий переполох. Захаров вздохнул. А ему так хотелось по-хорошему… Ну, ладно. Не торопясь, он спрятал удостоверение, достал из наплечной кобуры пистолет и сказал в дверную щель миролюбиво:

— Ребята, давайте жить дружно! Открывайте! Посидим, поговорим…

И бросился обратно к лестнице, потому что с улицы донеслись разноголосые крики.