Готика Белого Отребья - Эдвард Ли

металлическом столе под единственной желтой лампочкой.

Вот он или ОНО. Толстолоб.

Синевато-банановая бледность выглядели жутко в полумраке, толстая труба плоти, которая была его гениталиями, казалась чем-то потусторонним. От общего его вида создавалось впечатление поля статического напряжения, усиленного присутствием чёрного пластикового пакета, который скрывал загадочную шишку, которая была его головой. Писатель приблизился на шаг или два, спрашивая себя: неужели я ДЕЙСТВИТЕЛЬНО собираюсь снять мешок и увидеть лицо легенды? Затем он отошёл. Необходимой силы духа у него в яичках не было.

Но пришло время ответов.

— Девочки, теперь, когда Поли и Оги ушли, вы обе расскажете мне всё, что знаете о Толстолобе. Я хочу узнать его прошлое, возраст, его историю. Кроме того, я также хочу узнать, почему из всех возможных мест он именно здесь все эти годы, — но когда он перевёл взгляд на девочек…

Нет, нет, нет…

Дон лежала на полу, а Сноуи ловко вставляла и вынимала из её влагалища длинную стекляную пробирку — точнее из пульсирующего влагалища.

— Господи, девочки! Уделите уже мне время! Я заплатил вам за него! — закричал Писатель. — Займетесь своими шалостями позже!

Но они не собирались делать это позже. Голые бёдра Дон заерзали на полу, когда Сноуи наклонилась ближе, чтобы смачивать языком процесс вставки и извлечения. Обнаженные груди Дон раскачивались в такт движениям (и при этом это были внушительные груди), она сильно сдавливала каждый сосок указательными и большими пальцами.

— Пожалуйста, девочки! — взревел он. — Ночь проходит впустую! — но все его попытки отвлечь их не могли быть проигнорированы более нагло.

Бесполезно. Писатель смирился с тем, что ему придётся ходить по полутемной комнате с голыми стенами из шлакоблоков. Глубже в помещении он обнаружил несколько алюминиевых полок, на которых стояли бутылки с любопытными надписями: «Раствор Джора», катушки резиновых трубок и различные приборы, которые, очевидно, были связаны с работой в морге, к сожалению, в этой теме он не был хорошо осведомлён.

В углу, как часовой, стоял старый холодильник. На двери было приклеено написанное от руки предупреждение: НЕ ОТКРЫВАТЬ! Нравы Писателя заставляли его всегда подчиняться предупреждающим требованиям, и он никогда их не нарушал. Однако именно в этот момент он обнаружил, что находится в совершенно неоправданном состоянии любопытства… он открыл дверцу холодильника.

Внутри зажегся свет. На верхней полке лежало несколько 2-х литровых бутылок диетической колы и завёрнутый в фольгу кусок конфеты: CHUNKY, с изюмом. Других полок в нём не было; вместо них на дне стояла большая стеклянная бутылка на пять галлонов[69], судя по всему. Материал, который её заполнял, выглядел тошнотворно, как болотная пена, но больше желтая, чем зелёная. Крошечные коричневые крапинки плавали в гадостной жиже.

Тошнотворный, едва поддающийся описанию, цвет этого вещества почему-то вызвал у Писателя головную боль и скрутил кишечник. Он немедленно закрыл дверцу холодильника…

…и закатил глаза, когда посмотрел вниз.

Шалости на полу ещё не достигли своей кульминации: Дон, очевидно, испытывала муки множественных оргазмов, доставляемых от Сноуи и её стеклянной пробирки для образцов. Вокализация её экстаза была слишком нелепой, чтобы утруждать себя описанием.

Вот, — подумал он, несколько подавленный, — самая непреодолимая сила человеческого организма: стремление к оргазму. Если Бог существовал, как разумное существо, — а Писатель в это верил, — то о чём он должен был думать, когда создавал человеческое сексуальное влечение? Это стремление, предположительно, предназначенное для размножения вида, заставляет теперь людей, занимающихся сексом, делать самые нелепые вещи и принимать самые глупые физические позы.

Интересно, как сильно Бог сейчас смеется, глядя на это…

У него не было другого выбора, кроме как идти дальше. Как он ни старался отвести взгляд от пениса твари, он обнаружил, что постоянно смотрит на него. Мельчайшая капелька какой-то непонятной слизи мерцала в, чудовищных размеров, уретре монстра.

Осталась ли в мочевом пузыре какая-нибудь чудовищная моча? и Насколько большой была эрекция этого существа при жизни? Эти и подобные им болезненные вопросы возникали в его голове, от одного только взгляда на мертвое существо. Затем…

Писатель наклонился вперёд, чтобы рассмотреть несоответствие…

Две резиновые трубки толщиной в полдюйма лежали поперёк массивного правого бедра твари, и, казалось, уходили куда-то в область паха. Эти трубки тянулись примерно на фут и были перекрыты маленькими клапанами.

Что это за штуки?

Наконец, лесбийская вакханалия на полу закончилась, и Дон встала на подкашивающихся ногах. Сноуи причмокнула губами и, довольно метко, запустила стеклянную пробирку в ближайшую раковину.

— Ну, спасибо Келлеру и Оппенгеймеру, что вы, девочки, закончили, — раздраженно сказал Писатель. — Больше никаких таких выходок. Дон, какова цель этих двух трубок?

Раскрасневшаяся женщина безучастно смотрела на Писателя:

— Что? А, эти? Это входное и выходное отверстия. Для бальзамирования. Верхняя идёт в бедренную артерию, туда закачивается бальзамирующая жидкость. Вторая соединена с бедренной веной, из которой выходит избыток — дренаж. Приток, отток.

Писатель задумчиво кивнул.

— Так… когда его забальзамировали? Недавно?

— Нет, что ты, двадцать лет назад. Мой босс, мистер Bинтер-Деймон, проделал эту работу.

Писатель погладил свою дерьмовую бородку.

— Значит, эти трубки были имплантированы всё это время?

— Нет, нет, только с тех пор… — но тут Дон сделала странную паузу, как будто поймав себя на мысли, что раскрывает тайну.

Писатель уставился на неё.

— Только с каких пор, Дон?

Вместо ответа Дон бросила взгляд на Сноуи.

— Что ты на нее смотришь, Дон? — потребовал Писатель. — Почему ты не отвечаешь на вопрос?

Теперь она обменялась отчаянными взглядами со Сноуи и Писателем, но так ничего и не сказала.

Что-то прогнило в королевстве Датском, — Писатель не смог устоять, чтобы не процитировать Шекспира. Он отхлебнул пива и продолжил:

— Ты лжёшь, Дон. Почему? Ты уже и так показала мне труп этого Толстолоба, так почему же ты темнишь по поводу этих трубок?

— Скажи ему, Донни, — вмешалась Сноуи.

— Нет!

— Если ты этого не сделаешь, это сделаю я!

— Я тебе жопу порву на британский флаг, если ты скажешь ещё хоть одно слово! — заорала Дон.

Сноуи, ухмыляясь, перебежала на другую сторону стола и выпалила:

— Дон использует эти трубки, чтобы сделать член Толстолоба твёрдым!

Эта информация была сказана как раз в тот момент, когда Писатель делал очередной глоток пива, и этот глоток незамедлительно выплеснулся на пол.

Тем временем Дон принялась гоняться за Сноуи вокруг стола, но её протез определил любую надежду на успех.

Писатель вытер пиво с лица и рубашки.

— Сноуи! Повтори, что ты сказала. Я, наверно, неправильно расслышал…

— Ты дебилка! — кричала Дон на подругу. — Только и делаешь, что пиздишь без умолку. Ну, теперь, когда ты всё рассказала, я думаю, мы можем и