Джим Батчер - Обряд на крови

Конечно, я в меру сил подремонтировал кое-что с помощью нескольких саморезов, проволоки, дешевых ковриков из супермаркета и нескольких катушек изоленты. Это придало моей машинке этакий постмодернистский дух; ну, то есть она смотрелась как произведение художника-авангардиста, выполненное из обломков, оставшихся после обмена ядерными ударами.

С другой стороны, теперь внутри моего Жучка очень чисто. Черт, я же говорю, что мой стакан наполовину полон!

– Плесенные демоны, – сказал я.

– Вашу машину слопали плесенные демоны?

– Типа того. Их вызвали из гнили, что наверняка водилась у меня в салоне, и они использовали всю органику, какую смогли здесь найти, для создания своих тел.

– Так это вы их вызвали?

– Блин, нет, конечно. Подарочек от одного грубияна, с которым я имел дело пару месяцев назад.

– А я не слышал, чтобы у вас были громкие дела этим летом.

– Жизнь-то не останавливается, приятель. И моя жизнь не вся состоит из сражений с полубогами и воюющими потусторонними народами, из отгадок разных там тайн прежде, чем они меня успеют укокошить.

Томас выгнул бровь.

– Ну да, она состоит еще из плесенных демонов и зажигательных обезьяньих какашек?

– Что я могу сказать? Раз уж слово «магия» кончается на «и-я», приходится и мне этим заниматься.

– Ясно. Эй, Гарри, можно спросить у вас еще кое-что?

– Смотря что.

– Вы правда спасли мир? Я хочу сказать, спасали два последних года подряд?

Я пожал плечами:

– Типа того.

– Говорят, вы укокошили принцессу фейри и остановили войну между Летом и Зимой, – сказал Томас.

– По большей части я спасал собственную задницу. Так уж случилось, что мир тогда был примерно в том же месте.

– Да, такое в страшном сне не привидится, – кивнул Томас. – А эти жуткие парни-демоны в феврале?

Я покачал головой.

– Они выпустили на волю довольно жуткую заразу, но это продлилось недолго. Они надеялись, что все это разрастется в один славный апокалипсис. Понимали, что шансы невелики, но попытались все равно.

– Как Лот, – предположил Томас.

– Пожалуй, да, похоже. Этакий Лотов геноцид.

– И вы их остановили.

– Я помог сделать это и остался при этом в живых. Впрочем, хеппи-энда не вышло.

– Почему?

– Мне не заплатили. Ни за то дело, ни за другое. На горящем обезьяньем дерьме я зарабатываю больше. Это неправильно, но это так.

Томас усмехнулся и покачал головой:

– Все равно не понимаю.

– Чего?

– Зачем вы занимаетесь всем этим.

– Чем – этим?

Он поерзал на остатках водительского сиденья.

– Воплощением Одинокого Рейнджера. Всякий раз, как вы ввязываетесь в какую-нибудь историю, вам физиономию квасят в кровь, а зарабатываете вы на этом – дай Бог, чтобы на чистку обуви хватило. Живете вы в этой темной, холодной дыре. Живете один. У вас нет ни женщины, ни друзей, и ездите вы на этой помойной жестянке. Жалкая жизнь.

– Вы действительно так считаете? – спросил я.

– Говорю то, что вижу.

Я рассмеялся:

– А вы как думаете, зачем я этим занимаюсь?

Он пожал плечами.

– Все, на что хватает моей фантазии, – это что вы либо полны какой-то мазохистской, закоренелой ненависти к себе, либо просто с катушек съехали. Версию неслыханной тупости всерьез рассматривать не будем из уважения к вам.

Я продолжал улыбаться.

– Да вы меня совсем не знаете, Томас. То есть ни капельки.

– Мне кажется, это не так. Я видел вас в сложных обстоятельствах.

Я пожал плечами:

– Ну, видели – и что? День или два из целого года? И как правило, когда что-нибудь вот-вот убьет меня, раскатав в труху.

– А что?

– А то, что на триста шестьдесят три триста шестьдесят пятых моя жизнь совсем другая, – сказал я. – Вам про меня почти ничего не известно. Моя жизнь не сводится к магическому мочилову или креативной пиромании по всему Чикаго.

– С последним не поспоришь. Я слышал, несколько месяцев назад вы еще и в Оклахому мотались. Что-то там, связанное с торнадо и национальной лабораторией по изучению ураганов.

– Так, оказывал мелкую услугу новой Летней Леди – преследовал одного неотесанного штормового сильфа. Пришлось помотаться там в этих багги, в которых охотятся за торнадо. Видели бы вы лицо водителя, когда до него дошло наконец, что как раз торнадо-то нас и преследует.

– Славная история, Гарри, но о чем это все говорит?

– Только о том, что вы не имеете ни малейшего представления об изрядной части моей жизни. Скажем, у меня есть друзья.

– Охотники за монстрами, оборотни и говорящий череп. Я покачал головой:

– Не только. Мне нравится мое жилье. Черт, да если уж на то пошло, мне нравится моя машина.

– Вам нравится эта… эта груда металлолома?

– Ну, внешне она, конечно, не слишком впечатляет, зато на нее можно положиться. Старая боевая кляча.

Томас снова поерзал на прикрывавшем пружины коврике.

– Знаете, вы просто вынуждаете меня всерьез задуматься о третьей причине. О неслыханной тупости.

Я пожал плечами:

– Мы с Жучком умеем надрать задницу. В меру сил наших четырех цилиндров, но умеем.

Лицо у Томаса вдруг утратило всякое выражение.

– Как Сьюзен?

Хотелось бы мне хранить вот такое бесстрастное выражение лица, когда я злюсь. Хотелось бы, но получается неважно.

– А при чем тут она?

– Вы за нее переживаете. Вы позволили ей стать частью вашей жизни. Она пострадала из-за вас. Она попала в лапы всякой дряни и едва не погибла. – Он смотрел прямо перед собой, на дорогу. – Как вы живете со всем этим?

Я начал было злиться, но взял себя в руки. Я покосился на профиль Томаса, высвеченный стоп-сигналом едущей рядом машины, – он изо всех старался казаться бесстрастным, старался сделать вид, будто его ничего не трогает. Из чего следовало: что-то трогает его – очень даже трогает. Он думал о чем-то, очень для него важном. И я догадывался, о чем. О ком.

– А как Жюстина? – спросил я.

Лицо его совсем застыло.

– Это не важно.

– О'кей. Но все-таки – как Жюстина?

– Я вампир, Гарри. – Он произнес это ледяным голосом, однако не совсем уверенно. – Она моя подру… – Голос его чуть дрогнул, и он попытался скрыть это, закашлявшись. – Она моя любовница. Пища. Вот как.

– А-а, – кивнул я. – Знаете, а мне она нравится. Еще с тех пор, как шантажом заставила меня помогать вам тогда, на маскараде у Бьянки. Это требует крепкого духа.

– Угу, – буркнул он. – Это у нее есть.

– Вы с ней давно знакомы?

– Четыре года, – сказал Томас. – Почти пять.

– А еще кто-нибудь был за это время?

– Нет.

– «Макдоналдс», – произнес я.

Томас удивленно повернулся ко мне.