Джон Коннолли - Плохие люди

Но сейчас единственный источник света на Айленд-авеню, не считая двенадцати (не верите — сосчитайте) фонарей, может находиться только в здании муниципалитета острова Датч, где также расположены не только библиотека, но и пожарная часть и полицейский участок. Поэтому здание чаще называют «станция». Мужчина сидит ссутулившись на стуле в маленьком офисе, полицейском участке острова. Его зовут Шерман Локвуд, он один из портлендских полицейских, которые поочередно дежурят на острове. На его руках и форме еще осталась кровь Сильви Лотер, а осколки разбитого ветрового стекла машины застряли в подошвах его ботинок. На столе перед ним стоит чашка холодного кофе. Ему хочется плакать, но он будет держать это в себе, пока не вернется на Большую землю. Он разбудит спокойно спящую жену, прижавшись лицом к ее мягкой коже, и крепко обнимет ее, сотрясаясь от рыданий. У него самого дочь возраста Сильви Лотер, и больше всего Шерман боится, что однажды ему придется смотреть на нее так же, как на Сильви этой ночью, а ведь девчонка жила и не думала, что смерть подстережет ее так внезапно. Он вытягивает руку так, что она попадает в пространство, освещаемое настольной лампой, и видит, что под ногтями и в складках кожи еще осталась кровь. Он может снова пойти в ванную и попытаться смыть ее, но фарфоровая раковина и так вся в красных разводах, и ему кажется, что если он на них посмотрит, то может потерять контроль над собой. И поэтому Шерман стискивает кулаки, засовывает руки в карманы куртки и пытается совладать с дрожью во всем теле.

В окно Шерман видит силуэт огромного человека, темнеющий на фоне звездного неба. Он, наверно, сантиметров на сорок пять выше Шермана, несравнимо сильнее и несравнимо печальней. Шерман на острове Датч чужой. Он родился и вырос в Биддфорде, к югу от Портленда, где и по сей день живет вместе с женой и двумя детьми. Смерть Сильви Лотер и ее друга Уэйна стала для него ужасным ударом, но, Шерман, в отличие от человека за окном, не знал их с раннего детства. Он не член этого тесного сообщества. Он чужак, и так будет всегда.

Но и великан в некотором роде тоже чужак. Его колоссальное тело, его неуклюжесть, память о бесконечных насмешках, непрекращающийся шепоток за спиной — все это сделало его таким. Он родился здесь, здесь и умрет, но так и не поверит, что это его дом. Шерман решает, что присоединится к великану через некоторое время, но не сейчас.

Не сейчас.

Неожиданно великан поднимает голову, будто все еще слышит, как отплывает лодка Портлендского пожарного управления, увозящая тела Сильви и Уэйна на материк для вскрытия. Через пару дней островитяне соберутся на местном кладбище, чтобы увидеть, как два гроба опустят в могилы. Сильви и Уэйна похоронят друг рядом с другом после небольшой церемонии в маленькой баптистской церкви. К родственникам, друзьям с материка и прессе присоединится и большая часть тех, кто остается зимовать на острове. Пятьсот человек пройдут от церкви к кладбищу, а потом будут пить кофе с сэндвичами в «Американском легионе», а кто-то, если потребуется, что-нибудь покрепче.

И великан будет среди скорбящих, будет плакать вместе с ними и мучаться вопросами, потому что ему передали последние слова девушки, и ему почему-то страшно.

Они мертвы, но у них огни. Зачем мертвым свет?

Но сейчас на острове тихо и спокойно. На картах он числится как остров Датч, маленький клочок суши, что в полутора часах езды на пароме от Портленда, расположенный на самой границе залива Каско. Для тех, кто поселился здесь недавно (таких немало: некоторые не хотели оставаться на материке, другим это было не по карману), это действительно остров Датч. Остров Датч для репортеров, которые будут освещать похороны; для законодателей, которые определят его будущее; для торговца недвижимостью, ведущего переговоры о ценах на жилье; для туристов, которые летом приезжают сюда на день, неделю или месяц, до конца не проникаясь его истинным духом.

Но есть и те, которые называют остров старым именем, тем, которое первые поселенцы — о них Молоху снятся сны — дали ему перед тем, как были истреблены. Они называли его Убежищем, и он все еще является таковым для Ларри Эмерлинга, Сэма Тукера и его сестер, старого Торсона и немногих других, но они именуют его так только в узком кругу; произносят это название они всегда с каким-то благоговением, а порой с некоторым налетом страха.

Для великана это тоже Убежище, потому что отец рассказал ему историю острова, а тому, в свою очередь, его отец — так она и передавалась из поколения в поколение в их семье. Немногие чужаки знают ее, но семья великана владеет большими участками земли на острове. Они скупили ее, когда она никому не была нужна, даже государство не хотело покупать земли в заливе Каско. Именно благодаря управлению этих людей остров остается нетронутым, его наследие ревностно берегут и хранят память о былых временах. Великан знает, что остров этот необычный, и называет его Убежищем, как и все, кто чувствует, что чем-то обязан этому клочку земли.

Возможно, остров остается Убежищем и для мальчика, что сейчас стоит у полосы прибоя в Сосновой бухточке и смотрит вдаль, в море. Кажется, он не чувствует холода, и сила прибоя не заставляет его подаваться назад, и волны не грозят утянуть его за собой, лишив опоры. Его одежда сшита из грубого холста, за исключением куртки из коровьей кожи, которую смастерила для него мать. Она сидела у костра, подбирая лоскут за лоскутом, а он терпеливо ждал.

Лицо мальчика очень бледно, глаза темны и невидящи. Ему кажется, будто он пробудился после долгого сна. Он осторожно прикасается к синякам на лице, там, где рука мужчины оставила свой след. Затем он дотрагивается до шрама на горле, оставленного ножом. Его пальцы распухли, как если бы он долго был в воде.

Для мальчика, как и для острова, не существует прошлого, только вечное настоящее. Он оборачивается и видит некое движение в лесу; из-за деревьев появляются силуэты. Их ожидание почти закончилось, его невысказанное обещание тоже скоро будет выполнено.

Он вновь обращает взор к морю и продолжает нести свою бессонную вахту, наблюдая за миром, лежащим перед ним.

День первый

"И вновь они спросили, как мое имя,

И вновь они спросили, как мое имя.

И двое упали замертво, не успев сойти с места,

Двое упали, не успев сойти с места.

Я сказал: "Вот мое имя. Вот мое имя,

Если вы хотите его знать..."

Глава 1

Великан опустился на колени и смотрел, как открывается и закрывается клюв чайки. Шея птицы была изогнута под неестественным углом, так что в том глазу, который он видел, его отражение исказилось: лоб сплющился, нос стал огромным и выдавался вперед, рот сузился и растворился в складках подбородка. Он застыл в бесконечной темноте зрачка птицы, и его боль слилась с болью чайки. Сухой лист упал с ветки, выделывая озорные перевороты по траве, перекатываясь через черенок, пока ветер не унес его; тот улетел, слегка задев перья чайки. Птица, застывшая в своей агонии, не обратила на это никакого внимания. Над ее головой нависла рука великана, этот жест был полон милосердия и обещал скорую кончину и избавление от мук.