Мария Артемьева - Ферма

— Да, — говорю. — Было б хорошо, если б никто никогда меня видеть не мог. Мне ничего другого не надо. Чтоб только в покое меня оставили. Не трогали бы никто.

— А я, я б хотел Медведем быть, — Хромой влезает в разговор. — Я в лесу тогда поселился бы. И не хромал. Медведи ведь не хромают? У них ведь целых четыре ноги.

— Да, — говорит Принц, а сам странный какой-то. И не нравится мне это ужасно. — Медведи не хромают. Ну, ладно! В общем, я что, пацаны, хотел сказать? Невидимый и Медведь. Я вам честное слово даю и, можно сказать, клянусь — ничего с вами Хозяева не сделают. И со мной тоже. Я просто приду к ним и поговорю. А там поглядим. Может, что-нибудь придумаем. Разберемся с этой вашей фермой. Обещаю. Идет?

— Слово Принца? — говорю.

Он сперва удивился, потом, видно, сообразил что-то, засмеялся, закивал.

— Ага, — говорит, — слово Принца. Давайте, ведите меня. Иди вперед ты, Невидимый. А ты, Медведь, устал, наверное. Давай я тебя на руки возьму, иди сюда, а то, боюсь, свалишься ты, брат, на ходу. В куст какой-нибудь вломишься и заляжешь там в берлогу до весны дрыхать…

Хромой засмеялся, потянулся к Принцу. Но тут, откуда ни возьмись, рука Михеева вынырнула из темноты и цап Хромого за шкирмон.

А голос Хозяина скрипит:

— Вот вы где, паразиты, лентяи чертовы. В лесу ошиваетесь. А хряка кто будет искать, а?

И бац — подзатыльник с размаху мне как залепит. Я чуть землю носом не запахал — если б не Принц, упал бы, как пить дать. А так только ткнулся мордой в тот деревянный чемоданчик, который у него на ремне через плечо висел — что-то там загромыхало, да так, что Михей аж подпрыгнул с перепугу.

Принц меня рукой придержал, чтоб я с копыт не сверзился. И говорит тихо так — а голос у самого звенит, как у комара, когда тот кусаться летит:

— А позвольте узнать, господа, кто вы такие и почему бьете этих детей?

Тут только до Хозяина доперло, что рядом с нами кто-то чужой стоит. Разглядел Принца. И давай петь, и все этаким обиженным голосочком — мол, вы меня не за того приняли:

— Никто тут никого не бьет, господин хороший. А детям этим давно в постель пора, разве непонятно? Заботимся-мы-об-их здоровье-и-душевно-нравственном-состоянии. Только и всего!

У него и Хозяйки подобные фразочки будто бы заранее в голове записаны и в клубочек смотаны. При нас они ими, конечно, не пользуются — ни к чему им. А вот при чужих эти клубочки сами собой разматываются, только дерни за ниточку.

Теперь-то я знаю, кто их там за ниточку дергает. У них даже глаза какие-то косые делаются, когда они такими фразами говорить начинают.

— Вы, — говорит Хозяин, — молодой господин, не волнуйтесь. Не стоит. Мы вот с вами попросим сейчас моего сына Михея отвести этих непослушных мальчиков в их комнаты, потому что им ведь давно пора спать. А вас прошу пройти со мной в дом. Я вас со своей Хозяйкой познакомлю. В спокойной обстановке все обсудим. Мы там на дороге какой-то автомобиль видели. Правда, Михей? Это не ваш, случайно? Возможно, вы к нам на ферму за помощью хотели… Так мы непременно вам поможем. Пойдемте с нами, молодой человек.

Я на Принца смотрю и чувствую, слезы у меня из глаз вот-вот хлынут. Щиплет глаза невозможно как. А Хромой побелел лицом, испугался, и тоже, гляжу, хныкать намастырился: рот распустил, аж слюни у него из правого уголка с губы закапали.

Принц нахмурился, глянул на меня, на Хромого. Кивнул — типа: ничего-ничего, я все помню, держись, пацаны. Сжал губы и Хозяину машет головой — пошли, мол! Двигай.

Ну, мы и пошли.

Хоть про хряка сразу все забыли.

Я еще подумал — может, все и обойдется в этот раз? Все-таки Принц. Я уже и сам будто поверил, что тот парень — настоящий принц. Разноцветный принц из разноцветной сказки. А у нас тут сказки-то все одинаковые, на один серый манер.

Как из леса вышли, Михей нас с Хромым сразу направо, в наш барак завернул. А Принц за Хозяином влево пошел, к дому. Там в кухне на первом этаже свет горел, и собаки в вольере тявкали. Принц нам рукой на прощание помахал и еще кулаком вот так сделал. Не знаю, что это означает. Наверно, что-то хорошее. Может, хотел напомнить, что он чемпион по бегу и плаванию? Может, так все чемпионы делают? Или принцы. Не знаю.

Больше мне с ним поговорить ни разу не довелось, так что спросить не мог. Ты случайно не знаешь, что это значит, когда кулак вот так сжимают и так вот рукой вверх? Нет? Так я и думал.

Что дальше было?

А дальше уже не очень интересно. Это ж тебе не сказки. Я ведь тебе все как есть, объясняю. Чтоб ты просто понимал, в каком мире живешь.

…Ну, ладно. В общем, когда мы вернулись в барак, Михей с нами даже разговаривать не стал — Хромому по затылку съездил, и он вырубился. А меня, за то, что старший, и что хряка мы так и не поймали, да еще с чужаком в лесу разболтались, к столбу привязал да розгой оттянул вдоль спины.

Хорошо так оттянул, неслабо. Показалось, что он мне спину распорол и позвоночник выдрал — до того больно было. Упал я на свою подстилку и головы поднять не мог. Всю ночь спина у меня горела. Только и думал о том, чтоб водой бы ее кто затушил, что ли, а то сил нет терпеть.

Так и заснул. Огонь мне снился. Будто какой-то огромный спрут развел на спине костер, и мечется вокруг, щупальцами размахивает — счастлив, что одни уголечки скоро от меня останутся. Радуется и знай дрова подбрасывает. Одним поленом по уху звезданул. Тут я и очнулся. Смешно? Смейся, малявка. Если б ты только знал, что сон мой был в руку. Вещий — так это называется. Но ты не перебивай. Ты дальше слушай.

Проснулся я. Ну, и оказалось, что никакое это не полено, а это Очкарик покойный — Царствие ему Небесное, хотя тогда он еще был жив — надо мной стоит. Морда встревоженная, весь какой-то встрепанный, на себя не похож…

— Чтой-то, — говорит, — когой-то вы сюда привели с Хромым?

Я говорю:

— А что такое?

— Они с Хозяином всю ночь препираются. Ничего себе парень! Въедливый, как оса.

— Приятно, — говорю, — слышать. Пусть знают настоящего Принца!

— Да что ты понимаешь, — кипятится Очкарик. — Принц. Дурак он, твой Принц! Нарвется же… На Михея нарвется. На его кувалду. Как есть дурак!

— Не без этого, — говорю. — У Принцев это дело обязательное. А чем бы иначе они от обычных людей отличались? Они все такие. Храбрые, как психи. Он, между прочим, еще и чемпион, чтоб ты знал.

— Чемпион? По чему чемпион?! — вопит Очкарик. — По идиотизму, что ли?

— По плаванию, — говорю. — И по бегу еще.

И ухмыляюсь, как дурак. У меня даже спина не так болеть стала, до того мне за своего Принца весело вдруг сделалось. Вот, мол, какой он у меня. У меня! Ха! Как будто что-то в этой жизни может быть у такого как я, мое.