Елена Кипарисова - Финальный отсчет

Я знала, что могу победить ее. В моем воображении температура вокруг падала все ниже, покрывая змею тонким слоем инея. Она замерла, недовольная происходящим, а потом занервничала, ослабляя свою хватку. В моей руке был острый кинжал. Я выждала, пока не почувствовала, что тело вновь подчиняется мне. Один резкий удар, прямо в голову.

16.27

Мама будила меня, стягивая одеяло и ворочая из стороны в сторону. Я застонала, не желая выныривать из столь спасительного сна. Ее голос над самым ухом строгий и в тоже время обеспокоенный. Он нервирует меня, но проще сделать так, как она хочет, и открыть глаза, чем терпеть ее нравоучения.

— Ты во сколько вернулась? — Мама нависла надо мной грозным коршуном, вглядываясь в мои слегка заплывшие после сна глаза.

— Рано. Рано утром. Дай поспать.

— Ты что, даже не переоделась? В грязной потной одежде улеглась? Мила, ты совсем что ли?

— Мам, сегодня выходной, дай поспать. — Голос звучит хрипло и пропито, и он явно не убедил женщину.

— Да ты напилась до беспамятства, больше никаких клубов.

Именно в тот момент это волновало меня меньше всего. Медленно, но неотвратимо боль занимала покинутые позиции — виски накалялись от постороннего шума, горло сдавливало невидимыми тисками, желудок вертелся юлой, хотя в нем не было ничего кроме воды.

— Спать. — Я отобрала свое одеяло и укрылась с головой, стараясь приглушить мамины крики.

— Уже вечер, а ты все спишь. Встань хоть поешь.

— Хорошо, позже. — Как она не понимала, что в таком состоянии существует единственное желание — просто лечь и умереть? Мне не хотелось спорить, да и сил на это не было, я могла только свернуться калачиком и выжидать, когда иссякнет поток ее обвинений.

Мама что-то говорила про безответственную дочь и распустившуюся молодежь в целом, про свои волшебные восемнадцать и суровую жизнь в Советской России. Я морщилась и вздрагивала при каждом громком слове, чувствуя как каждый звук, словно игла врезается под кожу, застревая в кости. Они усыпают меня словно дикобраза, делая чувствительной к каждому дуновению воздуха.

Наконец мама громко хлопает дверью и уходит, оставляя в относительной тишине. В соседней комнате буянит мой пятилетний брат, а в гостиной отец смотрит футбольный матч. За пределами моей комнаты кипит жизнь, и это раздражает меня еще сильнее.

16.45

Я нахожу в себе силы и тянусь к сотовому. Он сообщает о новом сообщении, пришедшем пару часов назад. Инна волнуется за мое самочувствие, а мне остается только завидовать ее здоровому непьющему организму. Эта девушка радуется каждому дню, а не занавешивает окна плотными шторами после очередного похода в клуб.

Мне хватает мужества набрать «Я ОК» и отправить, пока головная боль не захватывает мою голову целиком, обрушившись беспощадной лавиной. Я сжимаю телефон в руке, зарываясь под гору подушек и одеяло.

17.01

Боль не утихает, и я решаюсь на подвиг — подняться с кровати и выпить обезболивающее. Первая же попытка проваливается — гравитация приковывает меня к матрасу как тяжеловесное тело.

Голова пульсирует, но мне удается перекатиться на живот и медленно сползти на пол, встав на четвереньки. Это уже победа. Можно было бы рассмеяться этому зрелищу — похмелье поставило меня на колени — но веселиться совсем не хочется. Наоборот, я в одном шаге от того, чтобы зарыдать от своей беспомощности.

Опираясь на спинку стула, мне хватает сил встать на ноги, но голова кажется такой тяжелой, что тело сгибает к земле, словно плакучая ива. Шаги даются с трудом, и я чувствую себя как космонавт, делающий первые шаги по Луне. Столик находится на расстояние метра, но кажется непреодолимо далеким.

Руки дрожат, перебирая шуршащие упаковки, пока не хватаются за обезболивающее. Я глотаю сразу три таблетки, запивая водой, которую так услужливо оставила для меня мама. Обратная дорога дается легче, возможно, дело в силе самоубеждения. Мне хочется, чтобы лекарство помогло, и оно должно, тем более в такой дозе.

17.20

Я плыву, но река такая бурная, что меня болтает из стороны в сторону, периодически кидая на острые камни. Но это лучше, чем то, что было раньше. В этом есть своя магия. Сознание затуманивается, боль становится глуше, лишь кругами расходясь по воде, которые практически не достигают меня. Звуки уходят из моего мира, и я ныряю глубже.

19.06

Меня снова бросает из стороны в сторону. Я открываю глаза и вижу маму. В ее карих глазах плещется испуг, рот открывается и закрывается, но до меня не доносится ни звука. В голове стоит шум, как морской прибой во время сильного шторма. Волны вновь и вновь бьются о скалы, то усиливаясь, то отступая.

Я пытаюсь читать по губам, но выходит полная бессмыслица. В дверях стоит братишка, маленькими ручками держась за косяк, рядом с ним возвышается отец, что-то отвечая маме. Стоило бы испугаться, но я впервые за эти сутки счастлива — головная боль растворилась в морской воде, разлетевшись о камни. Пусть я совсем не чувствую своего тела, но это незначительная плата за избавление от агонии.

Мама вновь трясет меня, руки тряпичной куклой болтаются взад-вперед, голова падает на бок. Это даже смешно, но лицевые мышцы уже тоже вышли из игры. В теле невероятная легкость, словно оно сделано из воздуха.

Я падаю обратно в кровать, когда мама резко подскакивает и вылетает из комнаты. Мой рассредоточенный взгляд успевает уловить жалость на лице братишки, в следующее мгновение он стыдливо прячется в коридоре, как будто подсмотрев нечто запретное как фильм для взрослых.

Отец подходит ближе и мне удается разглядеть только его темные брюки. Горячая рука ложится на мой лоб и только в этот момент я понимаю, как сильно замерзла. Его пальцы скользят по моей шее, нащупывая пульс, и на какое-то время замирают.

Кругом царит хаос, но у меня никак не получается разгадать его причину. Я чувствую себя бестелесной — слишком слабой, чтобы пошевелиться, слишком немой, чтобы произнести хоть слово.

Разум понимает, что нужно успокоить родителей, объяснить, что со мной все в порядке, но цель кажется недостижимой. Мы говорим на разных языках. Точнее я им больше не пользуюсь. Эта отрешенность в какой-то мере даже кажется оправданной.

Отец отходит в сторону, и мои глаза блаженно закрываются, возвращаясь в темноту, которая живет и движется. Она танцует для меня, меняя формы и обличия. Это завораживает, полностью выдергивая из реального мира.

19.29