Мелисса де ла Круз - Откровения

Значит,  все  обстояло  так,  как  Блисс  и  предполагала.  Дилан  был  подобен  лодке,  сорвавшейся  с  якоря,  не  привязанной  ни  к  чему  и  ни  к  кому.

—  Так  что,  эта  амнезия  у  него  останется...  навсегда?

—  Трудно  сказать,  —  нерешительно  произнес  врач.  —  Мы  предпочитаем  не  питать  ложных  надежд.

—  Но  почему,  —  не  выдержала  взволнованная  до  глубины  души  Блисс,  —  почему  это  произошло?

—  Такое  иногда  случается:  мозг  стирает  все,  чтобы  сохранить  способность  функционировать.  Чтобы  смягчить  силу  недавней  травмы.

—  Он  многое  перенес,  —  прошептала  Блисс.

—  Да,  нападение  Серебряной  крови  и  прочее  в  том  же  духе,  —  кивнула  Мими.

Врач  снова  сверился  с  медкартой.

—  Очень  любопытно.  Как  я  уже  говорил  сенатору  Ллевеллину,  насколько  мы  можем  судить,  в  его  крови  не  наблюдается  ни  малейших  признаков  извращения.  Он  подвергся  нападению  со  стороны  Серебряной  крови  —  это  верно,  —  и  его  жестоко  мучили,  но  мы  крайне  сомневаемся  в  том,  чтобы  он  действительно  исполнял  церемонию  Оскулор  над  другим  вампиром.  Он  не  завершил  процесс.  Или  нет,  позвольте,  я  сформулирую  яснее:  он  его  и  не  начинал.

—  Но...  —  вступила  было  Блисс.

—  Чепуха,  —  решительно  отрезала  Мими.  —  Всем  известно,  что  Дилан  убил  Эгги.  Она  была  выпита  полностью.  И  он  был  единственным  подозреваемым.  Он  даже  сознавался  в  этом  Блисс.

—  Да,  верно,  сознавался,  —  подтвердила  Блисс.

Доктор  Эндрюс  покачал  головой.

—  Возможно,  его  ввели  в  заблуждение,  либо  им  манипулировали,  дабы  внушить  ему,  что  он  один  из  них.  Полученные  нами  данные  вполне  убедительны.

—  Форсайт  об  этом  знает?  Что  Дилан  невиновен?  —  резким  тоном  спросила  Мими.

Врач  кивнул.

—  Я  позвонил  ему  сразу  же,  как  только  стали  известны  результаты  анализов.

Мими  язвительно  рассмеялась.

—  Если  Дилан  не  Серебряная  кровь  и  он  не  убивал  Эгги,  тогда  он,  возможно,  не  соврал,  когда  сказал,  что  не  знает,  где  джинсы,  которые  она  брала  у  меня  поносить.

—  О  чем  ты?  —  переспросила  Блисс  недоуменно.

У  нее  голова  шла  кругом.

—  Так,  ни  о  чем.  —  Мими  пожала  плечами.  Она  встала,  и  Блисс  последовала  ее  примеру.  —  Благодарю  вас,  доктор,  за  то,  что  согласились  на  встречу.  Вы  очень  нам  помогли.

Блисс  никак  не  могла  сосредоточиться.  Когда  она  застегивала  куртку,  у  нее  дрожали  пальцы.  Она  врезалась  коленкой  в  стол  и  чуть  не  упала.

Дилан  невиновен.  Он  не  Серебряная  кровь  и  даже  не  превращается  в  нее.  Жертва.

На  протяжении  нескольких  месяцев  все  без  исключения  верили,  что  это  Дилан  повинен  в  убийстве  Эгги  Карондоле.  Что  он  разделался  с  остальными  жертвами,  напал  на  Шайлер  и  смертельно  ранил  Корделию.  Он  сам  говорил  Блисс,  что  сделал  все  это.  И  она  ему  верила.

Но  что,  если  он  просто  служил  прикрытием  для  кого-то  другого?  Что,  если  его  просто  заставили  думать,  будто  он  заражен?

А  если  все  это  сделал  не  Дилан  —  то  кто  же  тогда?

Глава 30

Когда  Шайлер  покинула  квартиру  на  Перри-стрит,  лицо  ее  все  еще  рдело  от  поцелуев  Джека,  а  губы  горели.  Подобно  всему  в  Нью-Йорке,  Шайлер  расцветала.

«Поцелуй  за  поцелуй  за  поцелуй»,  —  подумала  девушка.

После  той  ночи  в  Вене  она  до  сих  пор  была  словно  пьяная.  Они  только  что  вернулись  и  заехали  в  свое  убежище,  чтобы  принять  душ  и  переодеться.  Джек  ушел  первым  —  выскользнул  через  боковую  дверь,  —  а  Шайлер  выждала  требуемые  полчаса,  прежде  чем  самой  двинуться  на  выход.

Она  тихонько  улыбнулась  сама  себе,  пытаясь  пригладить  волосы,  растрепанные  внезапным  порывом  ветра,  и  тут  вдруг  увидела  того,  кого  совсем  не  ожидала  увидеть.  Он  стоял  на  противоположной  стороне  улицы  и  смотрел  на  нее  потрясенно  и  встревожено.  Шайлер  всего  раз  взглянула  в  глаза  Оливеру  и  тут  же  поняла,  что  юноша  все  знает.  Но  откуда?  Как  он  мог  узнать?  Они  же  так  старательно  держали  свою  любовь  в  тайне!

На  лице  Оливера  отразилось  такое  горе,  что  на  это  невыносимо  было  смотреть.  Шайлер  пересекла  улицу  и  остановилась  перед  другом,  но  слова  застыли  у  нее  на  губах.

—  Олли...  это  не  то...

Оливер  бросил  на  нее  взгляд,  исполненный  отвращения,  резко  развернулся  и  сперва  зашагал  прочь,  а  потом  и  вовсе  побежал.

—  Оливер,  пожалуйста,  дай  я  объясню...

В  мгновение  ока  Шайлер  встала  перед  ним.  Он  мог  бежать,  но  перегнать  ее  ему  бы  не  удалось.

—  Не  делай  этого.  Поговори  со  мной.

—  Не  о  чем  тут  говорить.  Я  видел,  как  он  ушел,  а  потом,  в  точности  как  она  сказала,  я  подождал  полчаса  и  увидел  тебя.  Ты  была  с  ним.  Ты  мне  врала.

—  Я...  это  совсем  не  то...  ох,  Оливер!

Шайлер  захотелось  расплакаться.  Она  чувствовала  исходящие  от  него  волны  печали  и  гнева.  Лучше  бы  он  ее  ударил,  чем  стоять  с  таким  подавленным  видом.  В  результате  она  почувствовала  себя  еще  более  безутешной.

В  небе  сгустились  тучи,  и  на  землю  упали  первые  капли  дождя,  сперва  редкие,  потом  все  более  частые  и  тяжелые.  Так  они  вымокнут  до  нитки.

—  Тебе  придется  выбирать,  —  сказал  Оливер.  По  щекам  его  текли  дождевые  струйки,  смешанные  со  слезами.  —  Я  устал  быть  твоим  лучшим  другом.  Я  устал  быть  вечно  вторым.  Меня  это  больше  не  устраивает.  Все  или  ничего,  Шайлер.  Тебе  придется  выбирать.  Он  или  я.

Ее  лучший  друг  и  проводник  или  парень,  которого  она  любит.  Шайлер  знала,  что  когда-то  это  случится.  Что  ей  предстоит  потерять  одного,  чтобы  сохранить  другого.  Что  у  этой  истории  будут  последствия.  Что  все  не  сможет  долго  оставаться  так,  как  есть  —  с  вампиром-возлюбленным  и  человеком-фамильяром.  Она  лгала  Оливеру,  лгала  Джеку,  лгала  всем,  включая  себя.  И  собственная  ложь  в  конце  концов  настигла  ее.

—  Ты  эгоистка,  Шайлер.  Тебе  не  следовало  делать  меня  своим  фамильяром,  —  бесстрастно  произнес  Оливер.  —  Но  я  это  допустил,  потому  что  беспокоился  о  тебе.  Меня  волновало,  что  будет  с  тобой,  если  я  не  соглашусь.  Но  ты  —  если  бы  ты  вообще  хоть  когда-то  беспокоилась  обо  мне,  если  бы  ты  вообще  обо  мне  думала,  тебе  хватило  бы  порядочности  сдержаться.  Ты  точно  знала,  как  я  к  тебе  отношусь,  и  все  равно  меня  использовала.