Колин Уилсон - Бог лабиринта

Охваченный на мгновение острым наслаждением, я так увлекся Мэри, что забыл о ее подруге. Я начал осторожно ласкать спину Фионе. Так как платье у Фионы было с низким вырезом, то ее спина была полуобнажена, и у меня не возникло особых проблем, чтобы скользнуть рукой ей под мышку и далее – тронуть ладонью ее правую грудь. Она поежилась от наслаждения, и я понял, что она не отвергает моих смелых ласк. И действительно, она потянулась, как кошечка, и слегка пошевелила бедрами, что заставило меня испугаться, как бы мой незванный гость не вырвался наружу, чтобы взглянуть, что тут происходит. Ее груди были полней и тяжелей, чем у Мэри, но соски значительно меньше, и когда я начал нежно поглаживать ее правую грудь, она вдруг задышала тяжело и часто. Я нашел это настолько забавным, что, спустя некоторое время, передвинул руку к ее рту и зажал нижнюю губу между большим и указательным пальцами. Затем ее губы обхватили мой палец, и она начала его сосать, как новорожденное дитя сосет соску. Когда мне это надоело, я снова просунул руку на грудь, на этот раз я массировал ее более энергично.

Бревно в камине упало, сыпанув искры огня, и одновременно с моих колен свалилась на пол книга. Мне было совсем ее не жаль, так как стул, на который я опирался, сдвинулся с места под тяжестью моего тела, я потерял равновесие и упал на спину между двумя девушками. Фиона присела и сказала, что покинет нас на минутку. Меня подмывало посоветовать ей воспользоваться горшком под кроватью, но мысль, что это будет испытанием для ее скромности, удержало меня от необдуманных слов. Я находился в зените наслаждения и испытывал такое нетерпение, что готов был засунуть своего горячего Пегаса в любую щель в стене.

Когда мы остались наедине с Мэри, моя рука вернулась к ней под платье, и она накрыла ее ладошкой. Я спросил, нравится ли ей то, что я с ней делаю, и она искренне ответила, что это доставляет ей огромное наслаждение. В комнате заметно потемнело, светился только огонь в камине, и она повернулась, чтобы согреть колени. Я был в такой степени нетерпения, что почти забыл о предосторожности. Одной рукой я продолжал сжимать ей грудь, а другой потянулся вниз, схватил край платья и задрал его до талии, а затем довольно грубо провел рукой по ее бедрам и добрался до источника наслаждения: там было гладко и почти не было волос. Я сперва всунул туда все пальцы, затем, почувствовав там влагу и тепло, проник вовнутрь средним пальцем. Она прошептала: «Будь осторожней. Сейчас придет Фиона». Клянусь, она читала мои мысли, потому что я уже намеревался взобраться на нее и убедиться, примут ли ее внутренние губы еще большего гостя, чем мой средний палец. Я знал, что ее предостережение было разумным, так как туалет находился в конце коридора. Но моим расходившимся эмоциям нужен был какой-то выход, чтобы сохранить рассудок, поэтому я быстро расстегнул пуговицы на ширинке, схватил ее руку и засунул внутрь своих брюк. Она знала, что ее там ожидает – она уже видела его, когда я был ребенком – но его теперешние размеры заставили ее вздрогнуть от удивления. Она присела и посмотрела на него при свете камина, обратив особое внимание на алую головку, которую она обхватила ладонью и начала двигать ею вверх и вниз, немного запачкавшись влагой, скопившейся вокруг головки. В этот момент послышались шаги за дверью, и я готов был осыпать голову Фионы страшными проклятиями и пожелать ей провалиться немедленно в преисподнюю. Когда она вошла, мы смирно сидели, боясь пошевелиться, а мое сердце так громко колотилось в груди, что казалось, она услышала его на другом конце комнаты.

Фиона прислонилась ко мне и сказала: «Слишком темно для чтения. Расскажи нам о Геттингене» – «А что бы вам хотелось услышать?» – «Расскажи о драках между студентами и ремесленниками». Я два раза глубоко вдохнул и усилием воли усмирил бешеный ритм моего пульса, затем в который раз уже поведал давно знакомую им историю. Мэри протянула к огню ноги, и в течение нескольких минут я ни о чем не мог думать, все мои мысли были сосредоточены на том приятном месте, которого я недавно касался на ее теле. И еще меня преследовала мысль, как мне найти возможность остаться с ней наедине. Но после непродолжительного раздумья я убедился, что сделать это практически невозможно, поэтому я решил извлечь преимущества из сложившейся ситуации. Мэри лежала, как и прежде, ее головка покоилась на моем бедре. Фиона свернулась в клубок, положив щеку на мои брюки, платье у нее задралось выше колен, полностью оголив бедра. Я начал, как раньше, ласкать ей груди, затем, почувствовав, что она начинает отвечать на мои ласки, передвинул руку ниже на ее ягодицы. На мгновение она испугалась, и я оставил там руку лежать неподвижно. Она постепенно успокоилась, и я начал осторожно поглаживать ее под платьем. Мэри, приподняв голову, бросила на нас взгляд, чтобы увидеть, чем мы занимаемся, но, вероятно, решила, что это ее не касается, и спокойно устроилась на моих коленях.

Мы знали, что скоро раздастся звонок на ужин, и это внесло дополнительную остроту в наши наслаждения. Когда я сказал: «Скоро ужин», – Мэри еще тесней прильнула ко мне, а Фиона что-то нетерпеливо пробормотала. Я решил, что наступило время для решительных действий. Моя рука, лежащая на ягодицах Фионы, поползла вниз и приподняла вверх подол ее платья. Мгновение спустя моя ладонь трепетно нащупала гладкость и изысканность изгиба ее бедра. Я почувствовал невыразимое наслаждение, и ласкал ее там все время, пока не зазвонили на ужин. Но, подумав о более серьезных действиях, я слегка изменил свою позицию, чтобы у меня появилась возможность двинуться дальше. Ее согнутая поза не позволяла мне дотянуться до внутренней стороны ее бедер, но моя нынешняя позиция открывала передо мной новые возможности: наконец-то я смог дотронуться рукой до ее промежности, здесь она тоже была лучше развита, чем у Мэри, я нащупал мягкие, как пушок, волосы у нее между ног. Это новое движение встревожило ее, поэтому я убрал руку, чтобы она успокоилась. Я теперь уже был уверен, что она понимает мое состояние: вряд ли она такая наивная, что считает бугорок, на который опирается ее щека, отмычкой вора-взломщика. Одна из пуговиц на моих брюках была наполовину расстегнута, легким движением я расстегнул ее до конца. Я уверен, что она этого не заметила, но почувствовал по ее внезапной настороженности, что она боится меня, поэтому я снова вернул руку на прежнюю позицию между ее ягодицами, и кончиками пальцев сильней прижался к ней. Она шевельнулась беспокойно, но продолжала лежать в той же позе. Мой голос звучал напряженно и хрипло, и я толком не соображал, о чем это я болтаю, но понимал, что им это все безразлично. Я попробовал двинуть свой средний палец дальше. Сперва я был разочарован, но спустя мгновение мой палец проник в ее расщелину, раздвинул губы и убедился, что у нее такое же состояние, какое было у Мэри минут десять назад. Необходимость сохранять спокойствие уменьшила силу моих чувств, и я способен был ощутить различие между ними: влага у Фионы была менее обильная, но более скользкая, наощупь она походила на мокрель, которую снимаешь с крючка.