Мария Барышева - Увидеть лицо

— Передохни, — участливо сказал он и пододвинул к ней бокал, полный темного вина, и Алина, схватив его, выпила в несколько глотков, как простую воду, и в ее голове мягко стукнуло, и улыбающееся лицо перед ней покачнулось и стало еще более четким. Вино оказалось приятным, чуть терпковатым, с мускатным вкусом.

— Где остальные? — хрипло спросила она, отодвигая пустой бокал, и Лешка покачал головой. На его лице была легкая досада.

— Слушай, ну чего ты уперлась, а?! Хочешь еще попутешествовать? Ты, очевидно, не понимаешь, что еще пара таких полетов — и твой мозг и сердечнососудистая система там просто взорвутся! Ты хочешь умереть, как умер Кирилл? Знаешь, мне кажется, я понял, зачем он взял тебя с собой. Ты умеешь просыпаться — ты отлично умеешь просыпаться, если захочешь! Сукин сын что-то чуял — наверное, у него были чертовски нехорошие предчувствия насчет предстоящего опыта, и он прихватил тебя в качестве запасного аккумуля-тора, чтобы безболезненно свернуть реальность и успеть удрать самому. Ведь один раз ты даже чуть не прорвала его мир. Но я сильнее, чем Кирилл, малышка, я теперь намного сильнее. Ты можешь раздирать мои реальности, но от меня ты никуда не денешься! Так что, может, уже хорош брыкаться-то, а? И тогда больше никаких кошмаров — только славный, чудесный мирок. Я постараюсь устроить, чтоб он был настолько чудесен, что ты не захочешь осознавать, что это сон, обещаю. Хочешь еще бокальчик?

— Где остальные?! — тяжело повторила Алина, с трудом выговаривая слова. Прожитые миры до сих пор мелькали у нее перед глазами — миры, каждый из которых хоть на несколько секунд, но казался истинным и настоящим. Лешка прищелкнул языком и склонил голову набок.

— Слушай, ты такая зануда! Какая тебе разница?! Они о тебе и не вспоминают, уверяю тебя! Им хорошо, они счастливы…

— Разумеется, ты ведь отослал их в те жизни, о которых они мечтали, где живы их близкие, где они не совершали ужасных ошибок, поступков… но это всего лишь сон!

— Для них больше нет. Для них это жизнь — настоящая жизнь, моя сладкая! — Лешка устало вздохнул, точно изможденный дневным трудом работяга. — Это ты ко всему придираешься, а они — ребята сговорчивые. Я спрашивал каждого — честно спрашивал — довольны ли они, и все ответили утвердительно. Так что…

— Все равно это сон! — упрямо сказала Алина, сжимая и разжимая пальцы и скребя ногтями по столу. — Они не смогут видеть этот сон до конца жизни.

Лешка усмехнулся.

— Смотря, какой длины будет эта жизнь!

Алина, взбешенная, хотела было наброситься на него, но не смогла сдвинуться с места. Руки и ноги не слушались, словно ее парализовало, и когда она с трудом подняла голову, то ее взгляд уперся в насмешливую и в то же время удивительно обаятельную улыбку.

— Не стоит давать волю эмоциям, Аля, поверь — это лишнее. Скоро тебе будет совершенно все равно — где твои сосонники, что с ними…

— Никогда!

— Как говорил персонаж одного фильма, громкие слова потрясают воздух, но не собеседника! — его улыбка подернулась легкой меланхолической печалью. — Знаешь, в самом начале большинство из твоих друзей говорили то же самое, горделиво выпячивали грудь, и глаза их метали молнии. Но это сразу же сошло на нет, когда я показал им, что умею создавать не только ад. Психология контраста.

Он потянулся и взял в свои пальцы руку Алины, безвольно лежащую на столе, и она передернулась, но отнять руку не смогла. Лешка перевернул ее ладонью вверх и бережно провел по ней пальцами. Они скользнули по коже вниз, до сгиба локтя, потом вернулись и начали ласково оглаживать ее запястье.

— Хороший пульс, — задумчиво сказал он, чуть прикрывая глаза. — Кровь можно слушать — знаешь это? Кровь — как музыка, удивительная музыка, у каждого своя, и в твоей крови я слышу отзвуки великих водопадов, и шум древних лесов, и свежесть ветра, который летит к беспредельному горизонту… Я слышу, как рассекают воздух крылья удивительных птиц, и как океан ласкает прибрежный песок, и как восходящее солнце зажигает воды широкой реки, превращая их в золото, и как капли падают с листьев деревьев, и как снежные хлопья ложатся на луга, я слышу, как молодая луна смотрится в озеро, и как распускаются лотосы — и все это музыка твоей крови, а кровь никогда не лжет…

Алина расширенными глазами смотрела на его полузакрытые веки, слушая мягкий струящийся голос. Потом и ее собственные веки начали опускаться.

— … Покой — вот твой истинный рай, дитя. Мир кристальной девственной чистоты, до которой не дотрагивались грязные и неразумные людские пальцы — вот твоя настоящая заветная мечта… Мне нет нужды что-то создавать для тебя — ты давно создала это сама, и тебе нужно просто вернуться…

Алина открыла глаза и, не удержавшись, испуганно ахнула.

Она стояла на крошечном, шириной в две ладони, скользком выступе скалы, на чудовищной высоте, и далеко внизу билась об острые камни быстрая река. Гора, поросшая густым лесом, на которой притулился этот выступ, изгибалась гигантским полумесяцем, и отовсюду низвергались водопады и водопадики — казалось, вода хлещет прямо из пушистых крон деревьев, и над долиной висела холодная завеса из мельчайших водяных брызг, и они остужали ее разгоряченное лицо, и унизывали распущенные волосы, переливаясь под солнцем, словно крошечные бриллианты, и снизу доносился чудовищный рев и грохот, словно там в ярости ворочалось некое доисторическое чудовище.

Сглотнув, она огляделась, потом потянулась вверх к ветке склонившегося над пропастью дерева, и в тот же момент ее нога соскользнула, и она с воплем полетела вниз, сквозь облака из разбившихся водопадов, и полы расстегнутого пальто развевались за ее спиной, и река внизу начала стремительно расти, словно ей не терпелось принять ее в свои бурлящие воды. Она падала долго — неизмеримо долго, и когда уже, казалось, вот-вот наступит конец этому падению, к ней вдруг пришло осознавание, и вопль ужаса, вырывавшийся из ее рта, внезапно сменился криком восторга. Конечно же, ведь это ее мир — тот, который она столько раз видела во сне, тот, который целиком принадлежал ей — и только ей, и в этом мире она никак не могла разбиться, потому что…

Алина напряглась, раскинув руки, и ее суматошное, кувыркающееся падение вдруг превратилось в полет. Она взмыла над долиной, и мокрый ветер трепал ее волосы, и легкие втягивали вкусный воздух необычайной свежести, и река внизу тоже летела вперед, и шум низвергающихся водопадов из грозного стал величественным, и они были прекрасны, как и умытая синева неба, и бескрайняя зелень древних лесов. Вскоре ложе реки оборвалось, и она сорвалась вниз, и этот огромный водопад грохотал во много раз громче предыдущих, и водяная пыль клубилась над зелеными островками, и в ней переливалась двойная радуга.