Мария Барышева - Увидеть лицо

Марина завизжала, дергаясь изо всех сил, и Шахноза, усмехаясь одной стороной рта, протянула руку с ключами и позвенела ими над Рощиной, точно мамаша погремушкой над капризничающим младенцем, потом что-то угрожающе забормотала на непонятном языке.

— Отпусти меня! — закричала Марина, мотнула головой и больно стукнулась затылком о чугунную стенку. — Сумасшедшая вонючая бабка!

— Змея, мерзкий выродок! — прошипела Норматова, продолжая звенеть ключами. — Ты украла ключи у моей племянницы! Воровка!

— Я их потом вернула! Мы просто хотели поиграть!

— Это ты хотела поиграть! И из-за тебя Дилярам не пришла домой вовремя, а она всегда должна приходить домой вовремя и подавать мне еду! В нашем роду испокон веку уважали старость и в нашем роду никогда не было непослушных женщин! Я всегда запрещала Дилярам водиться с тобой, потому что ты — избалованная, бессердечная, мерзкая девчонка! Твоему отцу следовало бы бить тебя каждый день, чтобы воспитать нужным образом и научить подчиняться словам старших! Но если твой отец не мужчина, а квохчущая курица, я сама накажу тебя как следует!

Шахноза нагнулась и с усилием подняла большую тяжелую кастрюлю, в которой что-то шевелилось. Кряхтя, поставила ее на бортик ванны, потом наклонила, и на Марину дождем посыпались большие, с кулак, размахивающие лапками, мохнатые черные пауки. Рощина завопила так, что казалось, у нее вот-вот разорвутся легкие, и забилась, хрустя суставами вывернутых рук и ног. Пауки мельтешили по ее голому телу — одни бегали быстро, другие вышагивали неторопливо, исследуя каждый сантиметр кожи. Зажмурившись от ужаса, Марина чувствовала их отвратительные щекочущие прикосновения, бесчисленные лапки бегали по ее закрытым глазам, лезли в открытый кричащий рот и копошились там, лезли внутрь — все глубже и глубже, и она начала задыхаться, крик превратился в жалкое хрипенье. Тело горело огнем от десятка укусов, и новые и новые пауки все сыпались и сыпались в ванну, словно кастрюля Норматовой была бездонной. Насекомые покрыли Марину густой шевелящейся волной, утопили ее под собой, и наружу выглядывали только ее все еще слабо подергивающиеся ноги.

— Фу, слушай, гадостьто какая! — произнес где-то рядом знакомый голос. Пауки внезапно покинули ее лицо, и Марина, с отвращением выплюнув раздавленное зубами паучье тело, отчаянно задышала, потом открыла глаза и увидела рядом худого паренька, который внимательно смотрел на нее, присев и оперевшись руками о борт ванны.

— Убери их! — пронзительно закричала она. — Пожалуйста, убери их с меня!

— Ну, не знаю, — Лешка озадаченно покачал головой. — Понимаешь ли, я их сам боюсь до ужаса! Я ж ведь не Дроздов — это он с пауками запросто. Может, подождать — они сами разбегутся?

— Убериии! — взвыла Марина из последних сил, мотая головой и всхлипывая. Ее била крупная дрожь. Пятки стучали о чугун. Лешка хмыкнул, потом его лицо просветлело.

— Слушай, а давайка мы их просто смоем, а?

Он включил душ, и мохнатые тела копошащихся насекомых задымились под хлынувшими желтоватыми струями, распадаясь прямо на глазах, а сама Марина дико закричала от невыносимой боли. Лешка немного подождал, а потом выключил душ и сказал:

— Извини. Сильно горячая, да?

Марина зарыдала от боли и ужаса, глядя на свое тело, покрытое паучьими останками и испещренное мелкими кровавыми язвочками, потом завизжала:

— Хватит! Хватит! Пожалуйста! Она говорила, что все это сон! Но тогда почему так больно?!

— Ну, наверное, потому, что она тебя обманывала, — доверительно сообщил Лешка, перегибаясь через бортик. — Наверное, потому, что ты, Марина, слушала не того человека. Да и вообще, такая красивая женщина не должна слушать других женщин. Посмотри на себя.

Марина, всхлипывая, подняла взгляд к зеркальному потолку и увидела там роскошную золотоволосую красавицу с нежной кожей и аметистовыми глазами. Именно такой она была там, в том сне. Одно из самых заветных желаний — внешность Екатерины Ганальской, ее богатой клиентки, которую она ненавидела всей своей душой.

Она опустила взгляд и посмотрела на свое покрытое ожогами тело почти с ненавистью.

— В чем-то она была права, ты знаешь, — Лешка наклонился, дотронулся указательным пальцем до ее соска, и ее передернуло от боли и отвращения. — В чем-то это действительно сон. Но я могу разбудить тебя, Марина. В реальности, где ты красива и счастлива, либо в новом кошмаре. В твоей памяти, милая, ой как много темных комнат, в которых живут темные создания, но в прошлый раз эти глупые исследователи заблокировали их, пропустив всего парочку. А сейчас исследователей нет, зато есть я — и мне под силу открыть все двери этих комнат. Есть вещи гораздо хуже боли физической, поверь мне! Хотя с тебя…

— Не надо! — застонала Марина. — Пожалуйста, не надо больше! Я сделаю все, что ты захочешь!

На лице Лешки появилось искреннее огорчение.

— Так быстро?! Нуу, милая, ты меня разочаровала! Я ведь только начал! Я рассчитывал столько тебе показать…

— Нееет!!! — Марина зарыдала. — Я хочу проснуться! Сделай все, как раньше! Пожалуйста!

— Так значит, ты со мной, Марина? Ты поможешь мне?

— Да! Все что угодно!

— Ну, что ж… — Лешка наклонился и нежно провел пальцем по ее искусанной распухшей щеке. — Тогда проснись.

Марина сонно отмахнулась, но что-то опять настойчиво и мягко мазнуло ее по щеке. Лениво приоткрыла она глаза и столкнулась взглядом с яркоголубыми глазами одной из своих препушистых персидских кошек, сидящей на краю шелковой простыни. Та чуть развернулась и снова мазнула Марину по щеке хвостом. Она погладила ее, потом отодвинула и сладко зевнула, грациозно выгнулась, потягиваясь, перекатилась на живот и взглянула на часы. Стрелки показывали без пяти двенадцать — слишком рано, вполне можно было бы и еще поспать. Но спать уже расхотелось — может быть, из-за сна? Что-то снилось ей — что-то не очень хорошее. Впрочем, какая разница, если она проснулась и с ней все в порядке, и ее отражение в зеркале на потолке над кроватью прекрасно, и она спит на шелку, и вокруг достаток, и шерсть у ее ухоженных кошек пушится и блестит. Разве остальное имеет значение?

Марина села, и голубой шелк простыни соскользнул с ее тела. Потянулась снова, потом встала, набросила легкий халат и пошла в ванную, где в течение нескольких минут тщательно изучала в зеркале свое лицо. Потом заколола волосы и встала под теплый душ, покрутилась под ним, мурлыча от удовольствия, после чего принялась неторопливо водить по телу мочалкой, исходящей пухлой ароматной пеной.