Клаудия Грэй - Призрачная ночь

Я с трудом представляла себе миссис Бетани, которая чего-то боится. Но похоже, Лукас в чем-то прав; она сумела достучаться до него, а с этим не справился ни один из его друзей, включая меня.

— И все равно не могла я ей по-настоящему верить. Пока нет.

— Ты ведь не расскажешь ей про меня? Что я стала призраком и что я здесь, с тобой?

Лукас недоуменно посмотрел на меня:

— Ты что, смеешься? Конечно нет.

Я почувствовала облегчение.

— Значит, ты ей не доверяешь.

— Не знаю, доверяю я ей или нет, но, когда речь идет о тебе, я не собираюсь рисковать сильнее, чем это необходимо. Твои тайны — это мои тайны, Бьянка. Никогда в этом не сомневайся.

Я легким ветерком прикоснулась к его щеке. Он закрыл глаза и улыбнулся.

Он был сейчас таким сильным. Таким счастливым.

— Знаешь, я понимаю, что мы не можем… быть вместе… — заговорила я.

Лукас открыл глаза, улыбка исчезла, но прежде, чем он успел начать извиняться, я выпалила:

— Но я могу посмотреть, как ты принимаешь душ.

Следующие десять минут прошли замечательно, однако я так и не сумела полностью сосредоточиться на созерцании прекрасного, мокрого, голого Лукаса. Одна и та же мысль сверлила мне мозг, и я не могла от нее отделаться.

Я думала: «Такое впечатление, что кто угодно в этом мире может хоть немного помочь Лукасу, но не я. Только не я».

Глава одиннадцатая

Пока я смотрела, как Лукас принимает душ, у меня что-то случилось с мозгами.

Он пошел на урок, а я начала терзаться. Видеть его снова, эту мускулистую грудь, и ноги, и воду, льющуюся на его темно-золотистые волосы и полные губы… вспоминать все, что мы делали вместе в те несколько коротких недель в Филадельфии… Это вновь пробудило мой голод по нему. Теперь, когда у меня не было физического тела, желание стало другим, но это не значило, что я хотела Лукаса меньше.

И еще я хотела, чтобы вернулась наша близость. Я знала, что помогаю Лукасу приспособиться к новой жизни, так же как он помогает мне. Уж наверное нам не придется хранить целомудрие вечно, правда? Пока браслет у меня на руке, я вообще не вижу никаких сложностей.

После той нашей первой ужасной попытки Лукас больше не делал никаких шагов в этом направлении. Учитывая, насколько сложным был для него весь этот период, я с уважением относилась к тому, что он сохраняет между нами дистанцию, потому что знала: он любит меня так же сильно, как я его. Но может быть, первый шаг должна сделать я сама.

Стемнело. Я спустилась вниз по стене башни мальчиков и вошла в комнату Вика и Ранульфа. Они в дружеском молчании обедали: Ранульф пил кровь из кружки с логотипом «Иглз»[1], а Вик жадно уминал горячий блин с мясом и овощами. Когда я появилась в комнате, Вик заулыбался и помахал мне.

— Эй, Бьянка! Как хорошо, что ты заглянула! Мы как раз собирались посмотреть фильм с Джеки Чаном. Старый, тот, где он настоящая чертова задница, а не американскую муру, где он смешной.

— Его задница останется чертовой во всех инкарнациях, — вмешался Ранульф. — В хорошем смысле слова «чертова» и весьма неопределенном смысле слова «задница».

— Всегда и везде чертова задница, — согласился Вик. — Но во времена «Пьяного мастера» немного более чертова. Будешь смотреть с нами, Бьянка? Побалдеешь?

— Вообще-то, — начала я, — я надеялась, что вы, ребята, пригласите к себе Балтазара. На пару часиков.

Вик глубокомысленно покивал.

— Понятно, наступило время повесить на дверную ручку галстук. — Ранульф нахмурился, и он пояснил: — Бьянка с Лукасом хотят побыть наедине.

— Я сразу увидел символизм в дверной ручке и галстуке, — сказал Ранульф.

— Погоди… Нет! — воскликнул Вик. — Это означает совсем не то. То есть мне так кажется…

Разговор грозил зайти в тупик.

— Так, может, ты пойдешь и позовешь? Я буду тебе очень благодарна.

Вик ухмыльнулся:

— Считай, что уже сделано.

Десять минут спустя, зайдя в комнату Лукаса, я увидела, что он один. Вик с Ранульфом уже увели Балтазара. Лукас сидел, обложившись учебниками, словно уже готовился к экзаменам.

— Ого! — воскликнула я, обретая форму. — На тебя что, налетело цунами домашней работы или что-то в этом роде?

— Занятия помогают, — спокойно ответил Лукас. — Когда я занимаюсь, могу хотя бы ненадолго сосредоточиться на чем-нибудь, кроме собственных мыслей.

Теперь книги, тетради и ноутбук стали выглядеть совсем по-другому, сразу же напомнив мне Черный Крест и Лукаса с оружием охотника. Его новообретенная страсть к учебе просто была еще одним способом защитить себя — на этот раз от внутренних демонов.

Надеюсь, у меня есть еще один способ.

— Как по-твоему, ты можешь ненадолго отвлечься?

Лукас поднял на меня взгляд зеленых глаз, такой теплый и ясный, что я чуть не растаяла.

— Ради тебя? Всегда.

— Мы одни. — Я провела рукой по его волосам; он закрыл глаза, наслаждаясь прикосновением. — У тебя моя брошь, поэтому я могу обрести тело. Может быть, мы можем… сделать еще одну попытку?

Он долго молчал. Взял меня за руку, и я снова ощутила это искрящееся чувство соединения — восхитительную прохладу и прошедшую сквозь меня дрожь наслаждения. Я наклонилась, чтобы поцеловать Лукаса, но наши губы не успели встретиться. Он произнес:

— Мы не должны.

— Лукас, почему? — Я не чувствовала себя отвергнутой. Он просто излучал вожделение и любовь, поэтому я не понимала, что нас удерживает. — Я знаю, что в прошлый раз ничего хорошего не получилось, но теперь мы понимаем, что происходит. Что мы может делать, а что нет.

По мне, так все, что мы делать могли, было в сто раз интереснее, чем то, чего не могли.

— Секс и жажда крови тесно связаны, Бьянка. А для нас особенно.

— Но это не одно и то же. — Я целовала его в лоб, в щеки, в уголки рта. Он тяжело, прерывисто дышал, и я понимала, что он хочет меня так же сильно, как я его, а может, даже сильнее. — Теперь ты знаешь, что тебе нельзя пить мою кровь, это причиняет тебе боль и может вообще уничтожить. Значит, ты будешь держать себя в руках и не станешь меня кусать.

Лукас стиснул мои руки и посмотрел в глаза.

— Я знаю, что твоя кровь может меня уничтожить, — сказал он. — И поэтому боюсь, что укушу тебя.

Повисла тишина, тяжелая и ужасная, как и это новое знание. Я понимала, что Лукас борется, но до сих пор не думала, что его стремление к саморазрушению настолько сильно.

Должно быть, я выглядела потрясенной, потому что он торопливо произнес:

— О боже, Бьянка, прости. Мне так жаль!

— Ты сказал мне правду, — выдавила я, — А это главное.