Лорел Гамильтон - Пляска смерти

Ознакомительный фрагмент

Я снова встала на колени и перестала его касаться — положила руки на колени, как хорошая девочка. Наверное, так было честнее.

— Огюстин, согласен ли ты на это?

Он кивнул, протягивая руки к Жан-Клоду.

— Да, да, видит Бог, чтобы вы оба, да, да, да!

Он так вцепился в Жан-Клода, что это должно было быть больно.

Жан-Клод погладил его по волосам, успокаивая.

— Тогда мы сделаем то, что ты просишь.

Он посмотрел на меня, и будто дверь у меня в голове открылась. Какой-то внутренний страж, которого, очевидно, Жан-Клод всегда держал на охране меток, исчез, и они открылись в полную силу. Меня это на миг ошеломило, пришлось опереться на бедра Огги, чтобы сохранить равновесие, и как только я его коснулась, ardeur заревел во всю мощь, но на этот раз я ощущала с другой стороны от Огги тело Жан-Клода. Ardeur был не один, их было два, как два разных огня, и Огги был нашими дровами. Мы жгли его, и он хотел этого.

У меня в голове послышался шепот Жан-Клода:

— Я отпускаю поводок, ma petite. Ты готова?

Я кивнула. Он отпустил, и я с криком рухнула в бездну. Бездну кожи и ртов, рук и тел. Вся я превратилась в одну болезненную, пульсирующую жажду. И чем она будет сейчас утолена, мне было все равно.

У нас никогда так не было, чтобы кто-то был между нами и мы питали ardeur. Все это время с Ашером, Микой, Натэниелом, Ричардом и Джейсоном всегда в середине была я. Мы с Жан-Клодом питались друг от друга, он питался от меня, пока я питалась от прикасающихся ко мне мужчин или мужчины, но никогда не было, чтобы Жан-Клод касался кого-то, кроме меня, когда мы были оба голые. С открытыми настежь между нами метками я знала, чего это ему стоило, каким невероятно осторожным приходилось ему быть в минуты, когда полагается отбрасывать всякую осторожность. Так осторожен, так боялся меня отпугнуть, отвратить, так боялся того, что могут сказать другие мужчины о попавшей не туда руке или случайной ласке. Так чертовски осторожен, и вдруг сейчас надобность в осторожности уходит. Я ощутила, как спадает в нем невероятное напряжение — будто выдох при долго-долго задержанном дыхании.

Они двое нашли такой ритм, что вершина одного движения была вершиной и другого, и мы с Огги вскрикивали разом, а Жан-Клод вел нас обоих. Я знала, что надвигается оргазм, и мы не могли себе позволить, чтобы это было сюрпризом, но Жан-Клоду говорить не надо было — он знал.

Он смотрел на меня поверх плеча Огюстина, глаза его тонули в синем пламени, будто ночное небо могло гореть. Волосы разлетелись, пряди прилипли к вспотевшему лицу. Я знала, что у меня глаза горят темно-карим пламенем, будто я сама стала вампиром. Такое уже бывало. Мы смотрели друг на друга поверх плеча Огюстина, и тяжесть росла, росла, росла…

— Ты дышишь по-другому, — шепнул Огюстин.

С воплем накатил оргазм, Жан-Клод закинул голову, зажмурив глаза, выгнулся над нами, и мы стали пировать.

Мы питались не только от Огюстина — нет, от всех его подданных, кто был на нашей территории. Я ощутила Хэвена, льва-оборотня, который судорожно бился на полу в куче упавших портьер. Бенни за рулем утратил самоконтроль и со скрежетом съехал на обочину. Пирс, корчась, сполз по стене на пол. Октавий свалился на лестнице, задыхаясь, цепляясь за каменные стены, обдирая в кровь ногти, сопротивляясь, но ничто его не могло спасти — и никого из них. Будь дело в Чикаго, мы могли бы напитаться от всех вампиров и всех зверей, обязанных Огюстину повиновением, и он бы не помешал нам. За это наслаждение он продал бы все, что осталось у него от души, и души всех, кто на него работал.

Мы выпили их до дна, их всех, мы ели, ели, ели, мы питались, пока Огюстин не затих между нами, чуть подергиваясь. Жан-Клод посмотрел на меня поверх вспотевшего тела Огюстина, и улыбался он свирепо. Он глядел на меня синими глазами, горящими так, что светилась кожа на лице, он пылал силой, которую мы выпили, и много было этой силы, неимоверно много. Далеким эхом я ощутила, как прислонившийся где-то к стене Ричард пошатнулся от силы, которую мы набрали и разделили с ним.

Одной мысли хватило. Мика и Натэниел сидели за дверью, один оперся на стену, другой сел на пол. И Натэниел смеялся от прилива силы. Мы разделили силу со всеми нашими, со всеми. Хорошими, плохими, никакими — каждый, кто был связан с нами, допьяна напился силы и сегодня светился. Если бы существовал метафизический спутник в небе, с его орбиты было бы видно, как пылает вся наша территория.

Глава десятая

Ушел примерно час, чтобы развести всех по местам, где каждый мог привести себя в порядок. Клодия послала за подкреплением, так что теперь разгромленная гостиная была окружена почти сплошной стеной охранников в черном. Вервольфы, крысолюды и гиенолаки — группы, с которыми у нас были договоры, — встали вокруг, пока Октавий бился в истерике. Будь у него с собой охраны больше, а у нас меньше, могло бы дойти до схватки, но когда у противника численное превосходство плюс превосходство в физической силе, а твой мастер говорит «оставь»… в общем, Октавию пришлось утереться. Ему это не понравилось, и Пирсу тоже, а вот Хэвен, он же Куки-Монстр, был на стороне Огги. Им мы понравились.

Мы с Жан-Клодом легли в большую ванну. Костюм мой превратился в лохмотья, но пистолет и нож лежали на краю ванны. Больше ничего спасти не удалось. Мы мылись, оттирались, а теперь просто отмокали в горячей воде. Огги, наверное, уже принял душ внизу, но Реквием и Ашер должны были проследить, чтобы наши гости ничего не учинили нехорошего. Поскольку оба они были мастера вампиров старше четырехсот лет, задача была им по силам. А мы уже сегодня свою долю работы сделали.

Жан-Клод полулежал, опираясь на края ванны, а я лежала в его объятиях, опираясь на него спиной. Он провел ладонью по моей руке от плеча вниз и прижал к себе крепче. И был совершенно расслаблен. Кажется, мы сегодня свою долю работы точно сделали.

Голос его прозвучал лениво, почти сонно:

— О чем ты думаешь, ma petite?

— Если бы ты не закрыл метки так плотно, не пришлось бы спрашивать. — Я ткнулась головой в ямку на его плече. — Ты их закрыл, как только мы кончили возиться с Огги. Зачем?

Он слегка напрягся, и даже руки его, обнимавшие меня, напряглись — перестали быть такими уютными.

— Наверное, боялся того, что ты можешь найти у меня в мыслях.

Голос его уже не был сонным — в нем звучала та невыразительная пустота, за которой он привык скрываться.

— И что бы я нашла? — спросила я, уже не прижимаясь к нему. Напряжение — оно заразно.

— Если бы я хотел, чтобы ты знала ответ на этот вопрос, я бы не стал закрывать метки.