Ночная смена (сборник) - Кинг Стивен

Ну да, только если не удержишься на карнизе на высоте одного фута, можно просто выругаться и повторить попытку. А здесь другой попытки точно не будет.

Я осторожно подвинул правую ногу, перенес на нее тяжесть тела, подтянул к ней левую… и отпустил решетку. Раскинув руки, прижался ладонями к шершавой облицовке здания, нежно погладил ее и даже был готов поцеловать.

Налетел порыв ветра, и я невольно пошатнулся, а воротник пиджака больно хлестнул по лицу. Сердце гулко стукнуло и замерло, словно отказываясь биться, пока ветер не стихнет. Сильный порыв просто сорвет меня с этой жердочки и швырнет прямо в ночную мглу. А с другой стороны здания ветер точно сильнее.

Я повернул голову влево и прижался щекой к стене. Кресснер, уже в пальто из верблюжьей шерсти, перегнулся через перила и внимательно за мной наблюдал.

– Нравится? – поинтересовался он дружелюбным тоном.

– А мне вы сказали, что пальто у вас нет.

– Я солгал, – невозмутимо признался он. – Мне часто приходится лгать.

– И как это понимать?

– Да никак… Не обращайте внимания. Или, наоборот, задумайтесь. В психологическом противостоянии все средства хороши. Верно, мистер Норрис? Хочу обратить ваше внимание, что вам лучше поторопиться. Лодыжки скоро устанут, а если они не выдержат… – Он вытащил из кармана яблоко, надкусил и швырнул вниз. Очень долго ничего не было слышно, а потом раздался глухой шлепок. Кресснер с довольным видом хмыкнул.

Ему удалось-таки выбить меня из колеи, и я почувствовал, как волна паники стискивает разум железными клещами и подавляет волю. Я отвернулся и принялся делать глубокие вдохи, чтобы выдавить из себя страх. На здании высотки горела другая надпись: «20.46. Мы ждем вас у себя в банке».

Когда часы показали 20.49, мне наконец удалось вновь обрести самообладание. Кресснер, судя по всему, решил, что на холоде мне не удастся сделать ни шагу и я примерз к стене. Увидев, что я продолжил движение, он издевательски захлопал в ладоши.

Я начинал замерзать. Напитавшись влагой озера, ветер пробирал насквозь, и ощущение было такое, будто в кожу вонзились тысячи острых иголок. Легкий пиджак пузырился на спине и мешал переставлять ноги, но я упрямо шел дальше, изо всех сил стараясь избегать резких движений. Как бы мне ни было холодно, я понимал: единственный шанс не сорваться и выжить заключался в крайней осторожности. Поспешность неминуемо обернется гибелью.

Когда я добрался до угла, на часах горели цифры 20.52. Карниз опоясывал все здание и заворачивал за угол, так что в плане опоры под ногами все оставалось по-прежнему. Однако стоило мне завести за угол правую руку, как ощутился порыв встречного ветра. Малейшая ошибка – и меня швырнет вниз.

Я терпеливо ждал, пока уляжется ветер, но ожидание затянулось. Казалось, Кресснеру удалось заполучить ветер себе в союзники. Он налетал на меня, стегал колючими невидимыми шипами и пробирал до костей. Наконец после очередного и особенно яростного порыва, заставившего меня покачнуться, я понял, что так можно ждать до бесконечности – ветер и не думал стихать.

Улучив более или менее подходящий момент, я завел правую ногу за угол и перенес на нее центр тяжести. На меня обрушились сразу два воздушных потока, и я снова покачнулся. На какую-то долю секунды меня охватил ужас и мелькнула мысль, что Кресснер все-таки выиграл пари, но каким-то чудом мне удалось прижаться к стене. Только теперь я позволил себе выдохнуть – изо рта вырвался воздух, царапая пересохшее горло.

И тут прямо над ухом что-то громко взорвалось.

Я невольно вздрогнул, пошатнулся и, отпустив стену, отчаянно замахал руками, пытаясь восстановить равновесие. Думаю, задень я стену хотя бы одной рукой, все было бы кончено. И все же через пару мгновений, показавшихся мне вечностью, сила тяжести сжалилась надо мной и прижала к стене, а не отправила вниз на мостовую с высоты сорока трех этажей.

Воздух со свистом вырывался из легких. Ноги стали ватными. Сухожилия на лодыжках гудели, как высоковольтные провода. Никогда прежде смерть не подбиралась настолько близко, что я физически ощутил ее дыхание.

Я повернул голову и поднял глаза. Из окна спальни, примерно на четыре фута выше меня, высовывался улыбающийся Кресснер. В правой руке он держал новогоднюю хлопушку.

– Помогаю вам стоять на мысочках! – крикнул он.

Я не стал отвечать. Все равно, кроме хрипа, из горла ничего бы не вырвалось. Сердце бешено колотилось. С неимоверным трудом я сумел продвинуться еще на пять-шесть футов, чтобы лишить его возможности похлопать меня по плечу, на случай если это вдруг взбредет ему в голову. Затем я остановился, закрыл глаза и глубоко дышал, пока не почувствовал, что немного успокоился.

Теперь я находился на торце здания. Справа виднелись далекие башни небоскребов, а слева темнела гладь озера, по которой еле заметно двигались крошечные огоньки. Ветер не унимался, продолжая яростно завывать.

Следующий угол я прошел легче – там уже не было встречных порывов. А потом меня кто-то укусил в ногу.

Я дернулся и судорожно вдохнул. Опасаясь снова потерять равновесие, сумел прижаться к стене. И тут меня снова укусили. Нет, не укусили, а клюнули. Я опустил взгляд.

На карнизе стоял голубь и смотрел на меня блестящими ненавидящими глазами.

Голуби в городе – такая же привычная картина, как таксисты, у которых никогда не бывает сдачи с десятки. Эти птицы не любят летать и крайне неохотно уступают дорогу на тротуаре, который считают своим по праву рождения. И еще они часто оставляют свои визитные карточки на капотах машин. Но обычно мы не обращаем на них внимания, просто не замечаем. Конечно, они могут нас раздражать, но наш мир все-таки принадлежит нам.

И вот сейчас я вторгся на его территорию, я был беззащитен, а голубь, казалось, это понимал. Он снова больно клюнул меня в правую лодыжку.

– Прочь! – крикнул я. – Убирайся!

В ответ голубь клюнул меня в очередной раз. Я вторгся в его владения и нарушил неприкосновенность жилища: эта часть карниза была усеяна пометом – как старым, так и свежим.

Сверху послышался писк.

Я задрал голову, чтобы посмотреть, и перед глазами мелькнул клюв. Я невольно дернул головой в сторону, и если бы не удержался, то стал бы первым человеком – жертвой голубей в нашем городе. Клюв принадлежал самке, защищавшей птенцов в гнезде, устроенном под самой крышей. По счастью, гнездо располагалось слишком высоко, и дотянуться до меня оттуда она не могла.

Ее супруг снова меня клюнул, теперь уже до крови. Я чувствовал, как по ноге побежала струйка. Я чуть переместился вперед, надеясь, что мне удастся его испугать и прогнать с карниза. Но не тут-то было! Голуби ничего не боятся, во всяком случае, городские голуби. Если даже мчащийся грузовик заставляет их лишь слегка ускорить неспешную поступь, то что с ними может поделать человек на карнизе на такой верхотуре?

Я осторожно продвигался вперед, а голубь медленно пятился, не сводя блестящих глаз-бусинок с моего лица и изредка отвлекаясь, чтобы снова клюнуть в лодыжку. Боль стала острой – птица уже не просто клевала, а терзала живую плоть и… кто знает, может, даже глотала ее.

Я отпихнул голубя правой ногой. Но довольно неуверенно, страшась оступиться. Голубь только взмахнул крыльями и снова перешел в наступление. Я же чуть не свалился.

Голубь снова меня клюнул, потом еще и еще. Налетевший порыв ветра едва не лишил меня равновесия, но мне удалось вцепиться пальцами в стену и удержаться. Прижавшись левой щекой к стене, я замер, с трудом переводя дыхание.

Кресснер не мог бы придумать более изощренной пытки, даже если бы потратил на это годы. Один удар клювом был не страшен. Два и три тоже. Но проклятая птица клюнула меня раз шестьдесят, пока я наконец не добрался до решетки на балконе пентхауса, располагавшегося напротив апартаментов Кресснера.

Ухватившись руками за прутья, я испытал настоящее счастье. Я любовно сжимал пальцами холодный металл, словно не веря, что он внезапно не исчезнет.