Сторож брата моего - Тим Пауэрс

— он, вне всякого сомнения, был потрясен, когда увидел свою драгоценную невесту, лежавшую кучкой истерзанного мяса на ступенях своего родового дома.

И после этого он не покончил с собой; он отправился в Понден-кирк и схватился с регентом вересковых пустошей — и сумел убить его! И поддерживающее сверхъестественное поле, генерируемое дикими сородичами, которых преподобный Фарфлис сравнивал с электрической батареей, внезапно разрядилось по всем этим северным пустошам.

Даже находясь за много миль оттуда, миссис Фленсинг ощутила эту смерть — через помутнение зрения и боль в суставах — и знала, что Косвенные, обитающие в Лондоне, тоже должны быть встревожены, внезапно обнаружив ранние признаки старости и немощи, нарушающие их искусственно поддерживаемую молодость.

«Батарею» Фарфлиса необходимо было срочно зарядить.

На самом же деле это больше походило на вихрь, чем на электрическую батарею, — происходило сверхъестественное искажение обычных природных возможностей, и чем большее число сознательных сущностей участвовало в его отклоняющемся вращении, подобно детям, танцующим вокруг майского дерева, усиливая искажающий импульс, тем глубже и мощнее становился «вихрь». Друиды давным-давно распознали скрытый противоестественный импульс в обычной реальности и привели его в действие, используя его изначально малый потенциал для лечения легких болезней или уничтожения посевов соперничающих племен. Постепенно они углубляли и усиливали явление, пока оно не стало приводить к таким эффектам, как изменение облика, разрушение земли, освобождение призраков… и, что весьма немаловажно, обретение богатства, продление жизни, невосприимчивость к травмам и иммунитет к болезням.

Но в это утро «вихрь» в значительной степени утратил управляемость и глубину проникновения.

Вчера, узнав об убийстве, миссис Фленсинг наняла лошадь, отправилась верхом по вересковым пустошам на вершину Кроу-хилл — Вороньего холма — и взяла череп второй ипостаси, который потаенно хранился там более ста лет.

Ничего другого она не могла придумать. Череп ипостаси хранился отдельно от ее тела, лежавшего под полом в церкви, потому что ипостась была половиной двуединого бога Косвенных, а второй половиной был мальчик, носивший прозвание Валлиец, которого изгнали за Ирландское море — и, если честно признаться, никто в ордене Косвенных не горел желанием как можно скорее достичь возрождения и объединения обеих сущностей их бога. Конечно, они ни за что не признались бы в этом открыто, но такая будущность воспринималась ими как апофеоз, который лучше предвкушать, нежели достичь. Любой результат мог быть только потрясением, которое неизбежно разрушит их так тщательно улучшаемую жизнь.

И ведь добыть череп оказалось нелегко. Изначально на вершине холма был воздвигнут каирн[7], отмечавший место захоронения черепа, но в 1824 году холм обвалился, обрушив мощный оползень в долину. От каирна не осталось и следа, но череп остался на месте, над обвалившимся, но уже покрытым молодой порослью восточным склоном. Миссис Фленсинг пришлось порезать руку и пролить на землю свою освященную кровь для того, чтобы всего лишь получить возможность увидеть череп, который в ином случае просто не позволил бы остановить на себе взгляд и так и остался бы лежать, неотличимый от бесчисленных обычных камней. А потом бестолковая штука еще и сопротивлялась, когда миссис Фленсинг тянула ее из земли, как будто ее держали там невидимые корни.

Когда она в конце концов уложила череп в саквояж, нужно было сразу ехать в Хоуорт и спрятать его в церкви, где получится. Она совершила грубую ошибку, вернувшись в Кейли, чтобы умыться, переодеться и нанять экипаж. И совсем непоправимой ошибкой было довериться этому жалкому позеру Нортенгерленду в том, что им поможет его сестра, которая оказалась самой настоящей вандалкой.

Миссис Фленсинг не хотела думать о том, как пистолетная пуля разбила череп ипостаси на куски, и о том, как сразу после болезненного процесса восстановления, которое к тому же получилось неполным, череп опять разлетелся по всей церкви, разбитый гигантским псом… который, кажется, раздвоился, когда незадолго до того напал на нее!

Эмили Бронте… Вне всякого сомнения — Бранти. Нортенгерленд рассказывал, что ее когда-то укусил необычный зверь — судя по всему, кто-то из племени. Девчонку следовало укротить и подвергнуть посвящению, прежде чем она сможет причинить еще больше вреда.

Когда миссис Фленсинг добралась наконец-то до подножия холма, луна уже высоко поднялась, и ее света вполне хватило для того, чтобы увидеть, что экипажа на месте нет. Несомненно, кучер вогнал в себя такой страх, воображая слоняющихся вдоль дороги боггартов и гитрашей, что счел за лучшее удрать без заработка.

Она оглянулась на круто уходящую вверх улицу… нет, нельзя даже представить себе, что могли наговорить о ней родственники Бранти.

До рассвета было еще очень и очень далеко. Она поплелась на север, в сторону Кейли.

Страж сидел перед дверью спаленки Эмили в темном коридоре второго этажа. Он ощущал присутствие Шарлотты и Энн в комнате слева, Табби — через дверь, и отца семейства в комнате справа. Следующая дверь по правой стороне вела в комнату Брэнуэлла.

Он немного полакал из ведра с водой, стоявшего рядом с дверью Эмили, но горький — пусть и слабый — вкус крови этой женщины никак не уходил. Он казался знакомым, но из каких-то давних времен, и вызывал короткое, всего на несколько секунд, но болезненное воспоминание: человек по имени Валлиец напал на Хью, молодого хозяина пса, и Страж бросился и вонзил зубы в лицо Валлийца. У той крови был тот же самый горький привкус.

Но это был другой пес, которого тоже звали Стражем, пес, морду и глаза этого пса он иногда видел вместо своих, когда глядел в чистую, спокойную, пронизанную солнцем воду; тот самый пес, который помог ему нынешним вечером защищать Эмили от женщины с острым оружием.

Немного позже в другом, полутемном доме женщина снова схватилась за это оружие, но он проскочил мимо нее, стиснул зубами и разбил на части кости… чего-то, что было одновременно и животным, и человеком и в тот момент представляло бóльшую опасность. Женщина тогда сбежала, но Страж не стал преследовать ее, потому что для этого ему пришлось бы оставить Эмили наедине с человеком по имени Брэнуэлл.

Брэнуэлл являлся странной фигурой. Он входил в семью Стража, и Эмили любила его, но у этого молодого человека имелась склонность к беспричинным вспышкам ярости, а еще он любил встревать в чужие дела.

Как будто в ответ на мысленный образ, представившийся Стражу, дверь Брэнуэлла отворилась, и он вышел в коридор, держа в руке горящую свечу. Он был полностью облачен в ту же одежду, в которой ходил раньше, шел босиком.

Страж встал, не сводя с него глаз. Брэнуэлл миновал