Мария Барышева - Увидеть лицо

— Но ты же на своей приехал!

— Теперь уже все равно. Ладно, посиди в машине.

— Что?! — возмутилась Алина. — Как это?! Я тоже пойду!

— Нет, я думаю, мне лучше пойти одному.

— Он думает! Ты ее сейчас напугаешь до полусмерти! Тут нужна женская деликатность…

— Я не буду с тобой препираться! Сиди — и все! Вон, музыку послушай! — Виталий кивнул на магнитофон, потом открыл дверцу, но тут же обернулся и жестко посмотрел на Алину. — Мне нужно, чтобы ты сидела здесь, чтобы ты осталась.

— Аа, — протянула она упавшим голосом, — понимаю…

— Здесь безопасно. Кругом полно народа. И я сейчас к тебе Олега пришлю.

— Опять ты куда-то идешь, а я должна отсиживаться!

Закрывая дверцу, Виталий тепло усмехнулся.

— Я же не к Лешке иду!

Захлопнув дверцу, он быстро пересек двор, и тотчас Олег, что-то сказав старичку и похлопав его по плечу, встал и подошел к Виталию, на ходу вытаскивая пачку "Явы".

— Извини, старик, огоньком не богат?

Виталий протянул ему зажигалку, оглядывая окна второго этажа, потом взглянул на открытую подъездную дверь, в которую как раз заходили две старушки с молочными бидонами и невысокий плотный мужчина в сером плаще.

— Не выходила, я бы заметил, — негромко произнес Олег. — А так народ все время шастает тудасюда. Оживленный дом.

— Ладно, иди к Але, она в машине осталась.

— Хорошо.

Виталий направился к подъезду. Олег глянул ему вслед, потом развернулся на пронзительный гудок микроавтобуса, притормозившего возле "шестерки", ругнулся и сделал несколько шагов в ту сторону. Из микроавтобуса выглянула взлохмаченная голова и раздраженно крикнула:

— Чья телега?!

— Моя! — крикнул Олег, убыстряя шаг. — Чего орешь?!

— Слышь, отгони, мне тут не проехать!

— Очень вовремя! — процедил Олег сквозь зубы и перешел на бег. Голова исчезла в салоне.

Алина, наблюдавшая за этим сквозь оконное стекло, негодующе покрутила головой, потом нерешительно взглянула на ключ в замке зажигания, протянула руку, повернула его, заглушив работающий двигатель "лендровера", и вытащила, после чего вылезла и захлопнула дверцу. Огляделась и быстро пошла наискосок, через двор, к подъезду Эльвиры, сжимая ключи в кармане пальто.

Виталий поднимался по ступенькам на промежуточную площадку второго этажа, прокручивая в уме предстоящую беседу, когда сверху раздался топот, и на площадку спустился уже недавно виденный им человек в сером плаще. Заложив неудачный вираж, он споткнулся, слегка толкнул Виталия и на ходу произнес:

— Ой… простите, бога ради…

— Угу, — отозвался тот и, уже поднимаясь на второй этаж, бросил в удаляющуюся спину слегка удивленный взгляд — голос человека показался ему испуганным.

На площадке второго этажа Воробьев с усмешкой взглянул на аккуратно выстроенные перед одной из дверей мисочки с кошачьей едой, сморщился от едкого запаха, взглянул на нужную ему квартиру и его усмешка тотчас погасла.

Дверь с большой траурной цифрой шесть была приоткрыта на полладони, чуть заметно покачиваясь от сквозняка.

Виталий протянул правую руку и осторожно толкнул дверь своими искусственными пальцами. Та качнулась вперед с легким, едва слышным скрипом. Он бесшумно перешагнул порог, притворил за собой дверь и сделал несколько шагов по пустой прихожей. В квартире было очень тихо, лишь где-то монотонно шлепали о раковину капли воды из подтекающего крана. В пустой гостиной над распахнутой форточкой вздувались и опадали старые застиранные шторы, бренча кольцами клипс о железный, чуть покосившийся карниз. Нехорошо прищурившись, Воробьев отвернулся от них. Чувства опасности не появлялось, но было другое, очень знакомое чувство — немногим лучше. Он уже понял, что квартира пуста. Вернее, что живых в ней нет.

Эльвиру он нашел в спальне. Она лежала, свернувшись, на боку возле своего собранного чемодана, подогнув длинные ноги в темнокрасных брюках к животу. Возле вытянутой руки на ковре валялась косметичка с рассыпавшимся содержимым, указательный палец почти казался золотистого футлярчика с помадой, точно Эльвира пыталась подтолкнуть его ногтем. Густые, спутанные волосы закрывали лицо, и из-под них по светлому ковру с пугающей медлительностью расползалось темнокрасное пятно. Из затылка торчала деревянная, чуть обугленная с краю рукоять широкого кухонного ножа, всаженного одним сильным ударом.

— Твою мать!.. — холодным шепотом произнес Виталий, развернулся и быстро вышел из спальни. Возле ванной остановился, глядя на пробивавшуюся из-под двери полоску света, потом сунул руку в карман, приподнял плечо и сквозь кожу куртки схватился за ручку и потянул дверь на себя, после чего болезненно сморщился.

Мулатка лежала в наполненной ванне головой вниз, и ее длинные курчавые волосы лениво извивались в розоватой воде, среди остатков пенных хлопьев, словно странные водоросли. Судорожно вытянутые ноги свисали с бортика, на одной болтался шлепанец, зацепившийся за большой палец. Короткий шелковый халатик, разрисованный сюрреалистическими узорами, сильно задрался, обнажив яркорозовые кружевные трусики. В ванной пахло кровью и лавандой. Закусив губу, Виталий быстро шагнул вперед и окунул палец в воду. Та была ледяной.

Выходя из квартиры, он осторожно прикрыл за собой дверь, после чего бросился вниз по ступенькам, и, уже сбегая на первый этаж, услышал чей-то крик, визг шин по асфальту и знакомый возмущенный рев двигателя своей машины.

Алина, стоя возле подъезда, сердито посмотрела на отъезжавшую "шестерку", мимо которой нетерпеливо продвигался, урча, микроавтобус, потом сунула руку в карман пальто, звеня мелочью. Ей хотелось подняться, и она с трудом заставила себя стоять на месте, ограничившись лишь внимательным разглядыванием окон.

Из подъезда торопливо вышел человек в сером плаще, и она, рассеянно мазнув взглядом по его лицу, снова уставилась на окна второго этажа. Но ее взгляд тут же метнулся обратно, точно собака, которую резко дернули за поводок, и в этот момент человек повернул голову — очень медленно — и их глаза встретились.

Гомонящий двор вокруг раскололся и ссыпался в никуда — осталось только это испуганное лицо, бледные от ужаса глаза, дрожащий приоткрытый тонкогубый рот. На мгновение лицо стало огромным, потом отступило назад, вместо испуга подернувшись профессиональным удивлением, и по обеим сторонам от него проявились раздвинутые бледно-зеленые занавески. Они качнулись и сомкнулись, спрятав это лицо, намертво выжженное в памяти за короткие минуты кошмарной полуяви.