Монтегю Джеймс - Гравюра

— Видишь ли, Низбет, — сказал он, — я хочу услышать от тебя полное и точное описание всего, что ты видишь на этом листе. Будь добр, не упускай ни малейших подробностей. Зачем мне это нужно, я потом объясню.

— Ну что ж, — откликнулся Низбет. — Я вижу изображение загородного дома, по все видимости английского, озаренного лунным светом.

— Лунным светом? Ты уверен?

— Безусловно. Луна, раз уж тебе нужны подробности, скорее всего в ущербе, а на небе видны облака.

— Хорошо, продолжай, — промолвил Уильямс, тихонько добавив в сторону: — Готов поклясться, когда я взглянул на нее впервые, луны не было и в помине.

— Да продолжать-то особо нечего. В доме один… два… три ряда окон, по пять в каждом ряду, кроме нижнего, где на месте центрального окна крыльцо, и…

— А как насчет фигур? — нетерпеливо перебил его Уильямс.

— Их тут нет, — ответил Низбет, — разве что…

— Как? Нет фигуры на лужайке? На переднем плане?

— Ничего похожего.

— Ты ручаешься?

— Само-собой. Но есть тут одна деталь…

— Какая?

— Ну, одно из окон цокольного этажа, слева от двери, открыто.

— Правда? Боже мой, никак он зашел внутрь! — возбужденно воскликнул Уильямс, выхватил из рук сидевшего на диване Низбета гравюру и впился в нее взглядом.

Все выглядело именно так: открытое окно и никаких признаков фигуры. Последовало мгновение безмолвного изумления; затем Уильямс подошел к письменному столу, быстро что-то написал и вернулся к Низбету с двумя листами бумаги. Один — только что сделанное описание гравюры — он попросил гостя заверить подписью, а второй — его собственное, вчерашнее описание — предложил прочитать.

— Что все это значит? — спросил Низбет.

— Вот именно, что? — кивнул Уильямс. — Полагаю, мне необходимо выяснить одну… нет, теперь я, пожалуй, вижу, что не одну, а три вещи. Надо будет узнать у Гарвуда (так звали человека, рассматривавшего гравюру вчера), что видел он, сфотографировать лист до того, как произойдут новые изменения, и, наконец, выяснить, что это за место.

— Сфотографировать могу я, — сказал Низбет, — и, конечно, сфотографирую. Только вот понимаешь, не могу отделаться от впечатления, будто мы являемся свидетелями и даже участниками действительной трагедии. Вопрос только в том, произошла ли она в прошлом, происходит сейчас или должна произойти в будущем. Обязательно выясни, что это за место. Да, — добавил он, снова взглянув на гравюру, — думаю ты прав. Он вошел в дом. И сдается мне, не с добрыми намерениями.

— Вот что, — заявил Уильямс. — Я отнесу эту штуковину Грину (так звали старейшего члена Совета колледжа, долгие годы исправлявшего должность казначея). Старик должен узнать, что тут изображено. У нашего колледжа есть недвижимость и в Суссексе, и в Эссексе, так что в бытность казначеем он часто бывал в обоих графствах.

— Грин, скорее всего, узнает, — согласился Низбет, — Но давай я сперва сделаю снимок. К тому же боюсь, сегодня ты с ним не встретишься. Вчера его с нами не было, и я слышал, будто на воскресенье он куда-то собирался.

— Точно, — припомнил Уильямс. — Уехал в Брайтон. Ну что ж, займись фотографированием прямо сейчас. Я отправлюсь к Гарвуду, а ты присмотри за гравюрой в мое отсутствие. Мне начинает казаться, что две гинеи — цена вовсе не чрезмерная.

Вскоре он вернулся в обществе мистера Гарвуда, заявившего, что он видел фигуру на самом краю, а никак не посреди лужайки. Какую-то белую отметину на спине он помнил, но был ли то крест, утверждать не брался. Все это было изложено на бумаге и скреплено подписью.

— Ну, а как ты собираешься поступить дальше? — спросил Уильямса делавший фотоснимки Низбет. — Неужто целый день таращиться на бумагу и ждать, что произойдет?

— Нет, пожалуй, нет, — отвечал тот. — Но, думаю, нам предстоит увидеть все. Понимаешь, между тем моментом, когда гравюра попалась мне на глаза впервые, и сегодняшним утром прошло немало времени, однако то существо только и успело, что войти в дом. Вроде бы за этот период ему ничего не стоило обделать свои делишки и убраться восвояси, но коль скоро окно открыто, оно, надо думать, еще внутри. Полагаю, гравюру можно оставить с легким сердцем. Мне вообще кажется, что в дневное время на ней ничто не меняется, а если и меняется, то очень медленно. Почему бы нам не пройтись и не вернуться сюда к чаю. Гравюру я оставлю на столе, а дверь запру. Никто, кроме прислуги, туда не войдет.

Все трое одобрили это предложение, разумно рассудив, что раз они не расстанутся, то и не проболтаются никому постороннему, а то ведь подобная история могла переполошить все Фазматологическое (Призраковедческое) общество.

Что они делали до пяти часов, для нас интереса не представляет, но примерно в это время все трое уже поднимались по лестнице, ведущей к комнатам Уильямса. Дверь оказалось открытой, чему, впрочем, удивляться не следовало: по воскресеньям обслуживающий персонал колледжа являлся за распоряжениями на час раньше, чем в будни. Однако их все же ожидал сюрприз. Первым делом они увидели гравюру, прислоненную к стопке книг на столе, где ее и оставили, а потом с удивлением отметили что слуга Уильямса сидит на хозяйском стуле, уставясь на нее с неподдельным испугом. Поражал не испуг, а тот факт, что Роберт Филчер (имя вовсе не выдуманное), считавшийся примерным служителем и являвший собой образец поведения для прочих не только в своем, но и в соседних колледжах, уселся без спросу на хозяйский стул, да еще и таращился на предмет, к которому не имел ни малейшего отношения. Тот и сам чувствовал себя нарушившим приличия. Завидев вошедших, он поспешно, хотя с заметным усилием поднялся и сказал:

— Прошу прощения, сэр, за то что позволил себе вольность сесть.

— Ничего, Роберт, — успокоил его мистер Уильямс. — Я как раз собирался спросить, что вы думаете об этой гравюре.

— Хм, сэр, конечно, вам лучше знать, но я не повесил бы такую картинку там, где ее могла бы увидеть моя малышка.

— Вот как, Роберт? А почему?

— Не повесил бы, сэр. Помню, бедной девчушке как-то показали картинки из Библии, так потом нам пришлось сидеть с ней три или четыре ночи. А случись ей увидеть скелетину или что оно там такое, утаскивающее несчастного младенца, было бы еще хуже. Знаете ведь сэр, детишки пугаются таких вещей. Я бы даже сказал, сэр, что такую картинку вообще не стоит оставлять на виду: вдруг она попадется на глаза кому-нибудь нервному… Какие будут распоряжения на сегодняшний вечер, сэр? Благодарю вас, сэр.

С этими словами сей достойный человек вернулся к выполнению своих обязанностей, тогда как (в этом вы можете не сомневаться) мистер Уильямс, не теряя времени, принялся рассматривать гравюру. Дом, ущербная луна и плывущие облака оставались прежними, но вот открытое окно было закрыто, и на лужайке снова появилась фигура. На сей раз она не ползла на четвереньках, а выпрямившись в полный рост, размашистым шагом двигалась по лужайке прочь от дома. Теперь луна светила позади неизвестного существа, и разглядеть наполовину скрытое под черным капюшоном лицо не удавалось. Голова его была склонена вперед, оставляя на виду лишь бледный купол лба и несколько выбившихся из-под капюшона прядей. Руки крепко сжимали нечто смутно различимое, но определенно походившее на младенца: живого или мертвого — определить не представлялось возможным. Бросалась в глаза ужасающая худоба ног.