Ярослава Кузнецова - Dementia

— Я не продаю ничего противозаконного, детектив.

— А почему она не позволила мне взглянуть? Что за бумажку ты заставил ее подписать?

— Обыкновенный контракт по уходу за покупкой. Детектив, на этот раз это было даже не животное.

— Змея? Скорпион? Ядовитый паук?

— Всего лишь цветок. Один из редких видов австралийской орхидеи.

— Наркотики?

— Мой дорогой детектив, если вас зовет профессиональный долг, посетите городскую библиотеку и почитайте в справочнике по ботанике об орхидеях вида Chiloglottis. Вы узнаете много интересного, но, уверяю вас, ничего похожего на яды или галлюциногены ни один исследователь в этом растении не обнаружил.

— Ну, смотри! — Леон погрозил графу пальцем. — Если Шейла погибнет, это будет на твоей совести. И я наизнанку вывернусь, но упеку тебя за решетку.

— Не сказал бы, что мечтаю увидеть вашу изнанку, детектив. — Нервы у графа тоже были не железные и потихоньку начали сдавать. — Вряд ли это аппетитное зрелище.

— А! — тут же взвился Леон. — Значит, признаешь, что впарил ей опасную дрянь?

— Я не продаю дряни, тем более опасной! — граф повысил голос. — Мисс Берман угрожал маньяк, или вы забыли? Мой магазин — вовсе не сосредоточие зла, когда вы наконец это поймете?

— Когда твои клиенты перестанут дохнуть как мухи!

— Большинство моих клиентов в добром здравии, проверьте, детектив!

Ти-чан, они опять ссорятся! Сделай что-нибудь!

— Да чего я сделаю-то? Поорут, перестанут. Эй, кто опять протек? Фу, как девчонка, фу-у, бе-е!

— Кью-кью-кью!

— Ты в каждой бочке затычка! Я везде на тебя натыкаюсь! Мафия, блин, китайская! У вас все куплено!

— Я бы и вас купил, детектив, да вы мне даром не нужны!

— Ах, не нужен?

— Да, не нужен!

— Все, Крис, собирайся. Мы отсюда уходим. Хватит! Поездил уже на моей шее!

— Это я езжу на вашей шее?! Нет, вы слышали? Ти-чан!

— Да я ему щасс рогами под зад…

— Убери своего барана!

— Ыыыыыыыыыыыыыы!!!!!!

— Крис, прекрати реветь!

— Вы! Вы просто… у меня слов нет. Крис, иди сюда. Не плачь. Дай слезки вытру. Твой брат — неуравновешенный, злой человек. Бессовестный и неблагодарный. Крис… ну, не плачь, малыш. Не надо. — Граф прижал мальчика к себе, поглаживая встопорщенные вихры, а тот самозабвенно хлюпал в расшитый райскими птицами шелк. — Что вы творите, Леон… У ребенка и так душевная травма, а вы раните его своим криком еще больше.

— Я творю, ага… — Леон плюхнулся на диван, достал пачку, выковырял сигарету непослушными пальцами. — Он тут продает честным гражданам незнамо что, а я виноват.

— Ну, если я в чем и виноват, — вздохнул граф, — то только в том, что, зная о вашей паранойе, замешкался и позволил мисс Берман столкнуться с вами на пороге.

Леон пощелкал зажигалкой и выпустил облако дыма. Поморщился, отгоняя дым рукой. Граф сел на диванчик напротив, продолжая обнимать всхлипывающего мальчонку. Леон зыркнул на них исподлобья.

— Крис, перестань скулить, наконец.

Вы больше не ругаетесь?

— Мы больше не ругаемся, Крис, — сгибом пальца граф вытер мокрые мальчиковы щеки. — Твой брат слишком устал, а я сорвался, прости нас. Доставай чашки, будем пить чай. Хороший оолонг успокаивает нервы.

— Кью?

Перепончатокрылый зверек, спасавшийся на потолке, вспорхнул графу на плечо. Из угла мрачно зыркал тетсу. Он не верил в примирение и бдил. Если что — еще пара дырок леоновым джинсам обеспечена. И тому, что под джинсами, тоже.

— Ах, да, — вспомнил Леон, поднялся и пошел к двери, подбирать отброшенный в начале скандала пакет. — Тут эти самые… эклеры с зеленым кремом. Тебе, вроде, нравились. Помялись немного…

— Эклеры? — тут же оживился граф. — Правда? Сколько? Дюжина? Ах, мой дорогой детектив, это прекрасно, это удивительно и замечательно.

Граф выхватил из протянутого пакета коробку и начал сноровисто перекладывать пирожные на блюдо. Крис разложил ложечки и уселся рядом с братом в терпеливом ожидании. Если бы не распухший нос и не красные глаза, получился бы вылитый пай-мальчик. Из глубин магазина появилась Пон-чан, прозевавшая скандал, и полезла к Леону на диван с другой стороны.

Дикарь, думал граф, поглядывая на Леона из-под полуопущенных ресниц. Ограниченный, тупой дикарь. Но почему этот дикарь помнит, что я люблю ванильно-мятные эклеры?

— Детектив, отложите сигарету. Вредно столько курить, особенно на голодный желудок. Сейчас мы пьем чай, а потом вы быстро-быстро идете домой и переодеваетесь во что-нибудь приличное. У нас сегодня культурная программа — посещение выставки.

— Чего? — Леон даже поперхнулся.

— Я понимаю, что вы не на работе, но почему бы не совместить приятное с полезным? Вам не хочется познакомиться поближе с окружением Шейлы Берман и ее уважаемой тети?

— У них там междусобойчик намечается? Босс не знает, что ли? У меня нет приглашения. Надо позвонить!

— Сидите, мой дорогой детектив, — граф нагнулся, прищурив длинные глаза. Под изогнутыми ресницами один был темно-лилов, как ежевичный ликер, а другой янтарно-желт, как хороший виски. — Мой дорогой детектив, со мной вас пустят даже к президенту!

Босс знал про выставку и позаботился о наблюдении — по залам с видом зомби, перепутавшим кладбища, бродил Рой. Вид у Роя был крайне идиотский, и Леон подозревал, что сам выглядит не лучше. Обменявшись пустыми взглядами, копы разошлись. Рой сканировал пространство вокруг Шейлы, и Леон отступил на периферию.

Линда Рамирес уцепила графа, едва они с Леоном вошли, и теперь упорно таскала его за собой. Четыре зала галереи и большой холл оказались забиты народом. Тут же крутились телевизионщики, журналисты, другая пронырливая братия. Все друг друга знали, шумно встречались, обнимались и заводили громогласные беседы, повернувшись к картинам тылом. Леон даже удивился — господа вроде на выставку пришли, что же картины-то не смотрят? Это он, Леон, в авангарде ни в зуб ногой, а все эти мэтры и мэтрессы? Или выставка — лишь повод лишний раз повидаться и языками потрепать?

Впрочем, редкие отщепенцы на шедевры таки глазели. А один даже что-то в блокнотик записывал, наверное, умные мысли. Какие умные мысли могли прийти от созерцания разноцветных клякс и полос, Леон даже представить не пытался. Его восприятие прекрасного ограничивалось постерами с красотками, мотоциклами и инопланетными чудовищами. Однако никакой ущербности и никакого раздражения по поводу современной живописи Леон не испытывал. Каждый делает что умеет, а профессионализм Леон уважал. Если ты чего-то не понимаешь, это не значит, что оно не нужно человечеству.