Дмитрий Суслин - В ночь полной луны

Топот затих, но вскоре вновь появился и с каждой минутой стал приближаться. Кровь стучала в висках тяжелым молотом. Ужасный грохот копыт ближе, ближе… И мнится Силантию лязг лошадиных зубов, и ледяное дыхание в самую шею…

Боясь оглянуться, Силантий пытался уйти от этой странной погони, но дорога словно издевалась над ним, не собираясь кончаться. Лошади уже устали и начали замедлять бег; телега, на которой, словно мешок с яблоками, переваливался чудом не выпавший и так и не проснувшийся Сёмка, готова была развалиться, когда лес неожиданно кончился, и Силантий, выехав на открытое место, уперся в последнюю подводу неторопливо бредущего обоза. Вытерев рукавом холодный пот, он медленно стал приходить в себя, ослабил поводья, давая лошадям отдых после бешеной скачки. Успокоившись немного, Силантий начал размышлять про себя о том, что с ним произошло. Бывшие страхи уже казались не такими грозными. Луна хитро смотрела на него с высоты, и Силантию вдруг показалось, будто на него смотрит единственный глаз Иуды. Обоз продолжал свой путь, но никто даже не заметил исчезновения и внезапного появления последней подводы.

Забрезжил долгожданный рассвет; одна за другой стали гаснуть звезды. Когда наконец появились признаки человеческого обитания и обоз въехал в поселок лесорубов, Ефим Кузьмич направил лошадей через прогон и вывел обоз к старой, покосившейся от времени избенке.

— Ну, стало быть, здесь и остановимся, — сказал Кузьмич, заворачивая во двор.

Двор был большой, и все одиннадцать подвод вскоре были распряжены, а кони отведены в сарай, где им был задан корм. Возчики развели костер и улеглись вокруг него. Петрович тем временем занялся приготовлением похлебки. Насытившись, возчики задремали. Лишь один Силантий не спал, осмысливал происшедшее с ним. И чем больше думал, тем более склонялся к мысли, что он просто-напросто струсил. Сомнения грызли его душу, потому что никто еще не говорил про него, что он трус. «Да не трус я, — думал Силантий, — а вот так вышло…». Одолеваемый тяжелыми думами, не спавший всю ночь, он стал искать место, где прикорнуть. Вокруг костра всё было занято, и, весь продрогший, он решил зайти в избу: правда, там тесновато, но хоть на полу посплю, зато в тепле.

Едва не стукнувшись о косяк двери, Силантий вошел в небольшую комнатушку с пыльными, грязными окнами, отчего свет почти не проникал в нее. Около печи копошилась опрятная проворная старушка.

— Бог в помощь! — обратился Силантий к бабке.

— Спасибо, сынок, — добрым, слегка певучим голосом ответила та.

— Местечко не найдется у вас? Продрог я малость.

— Чего ж не найдется? Для доброго человека всегда найдется. Проходи да ложись.

Силантий поблагодарил старуху, и, пройдя мимо спавшего на сундуке бригадира, улегся на стоявшей за печью лавке, и укрылся большой, мягкой овчиной. Разморенный теплотой и похлебкой Петровича, герой наш забылся в глубоком сне.

Когда Силантий проснулся, добрая старушка сидела за столом и что-то ела. Приглядевшись, Силантий с ужасом увидел рядом с миской, из которой она хлебала большой деревянной ложкой свое варево, оскаленную голову Ефима Кузьмича. Старуха обернулась к Силантию и дико захохотала. Он закричал и проснулся в этот раз уже по-настоящему. Проспал он, по-видимому, долго, так как в избе был такой же полумрак, какой был, когда он заснул. Бесшумно открылась дверь, и в нее мышкой проскользнула старуха.

— Проснулся, милок? — приветливо улыбнулась она Силантию.

Тот смотрел на нее с нескрываемым удивлением и наконец вспомнил всё случившееся с ним накануне.

— Не в себе я, бабка, — сказал он.

— Оно и видно, весь день метался как в горячке, бормотал что-то, словно бежал от кого…

Силантий угрюмо молчал.

— Затаил ты что-то в себе, — продолжала старуха, — не гоже так-то одному беду прожить, ты возьми и расскажи бабушке Лукерье, может, я тебе советом помогу, успокою.

Услышав такое проникновение в его мысли, Силантий, уставший хранить в себе свои тревоги, сомнения и страхи, неожиданно для себя всё ей рассказал. Внимательно выслушав его рассказ, Лукерья задумчиво покачала головой.

— В плохую историю попал ты, сынок, — сказала она. — Теперь послушай то, что я тебе расскажу. В лес тот и днем-то никто не ходит, не только ночью. Место там недоброе всегда было. А лет семь назад и вовсе история случилась: повадилась тут девушка молодая по этим лесам на лошадке скакать, недалеко, видать, жила отсель, и каждый день люди видели её.. Несется на своем скакуне, ну прям как мальчонка лихой, а конь-то у нее белый-белый, как снег, и сама такая красавица, что все местные ребята с ума по по ней посходили. А она словно дразнит их, вперегонки с ними, да никто догнать её и не мог. И случись так, что в один день нашли её вместе с конем в том самом лесочке. А искать её начали с вечера. Видно, убилась она, слишком быстро любила ездить, хоть и увезли её сродственники и схоронили, но только с энтих самых пор стала появляться в том лесу по ночам всадница в белом на белом же, как облако, скакуне и пугать путников. Вот и тебя, видно, она напугала…

Силантий задумчиво следил за мухой, которая сонно жужжала у окошка. Его мысли были заняты только что услышанным рассказом. Наконец он отбросил тяжелые думы и вышел на воздух. Было далеко за полдень, солнце нежно разливало свет, и холодный сентябрьский ветер трепал безлистные кроны деревьев. Силантий достал заначенную вчера папироску и с удовольствием закурил её. Тут он увидел шагавшего к нему Петровича, беззаботный вид которого рассеял мрачные мысли Силантия.

— А и крепок ты спать! — с ходу, не здороваясь и весело щурясь старческими, немного слезящимися глазами, начал Петрович. — Кто хорошо спит, тот и ест по-доброму, за троих. А вот посмотрим завтра, каков ты в деле.

— Посмотрим, дед, — ответил Силантий и крепкими, широкими шагами направился к ржавому умывальнику, висевшему на столбике.

Умывшись и утерев лицо висевшим тут же чистым рядном, Силантий вовсе повеселел. Рядом на тонких ножках ковылял Петрович и всё пытался завязать разговор.

— А что, — спрашивал он, — ты и в самом деле через мертвый лес ездил нонче?

— Кто тебе это сказал, старик? — насторожился Силантий.

— Дак ить Сёмушка, бес его, прости меня, Господи, задери, и рассказал.

— Так вот, правда это иль нет, пусть он тебе и скажет, — отрезал Силантий.

— Не сердись на меня, Силантий, — обиделся самый старый работник бригады. — От Сёмки разве правду узнаешь? Он ведь соврет, недорого возьмет.

— Не соврал он тебе, дед, — усмехнулся Силантий, — только спал он всю дорогу, напился в стельку и заснул, как ребенок в люльке.