Триллер в призрачных тонах - Владимир Алексеевич Колганов

запасы. Ну а можно ли иначе — гость он и в Африке гость, хотя бы и непрошенный, а этот как-никак выручил из беды, от «референта» спас. Да за такое не жалко и бутылку виски выставить на стол! Впрочем, от выпивки гость отказался, сославшись на «сухой закон», а то бы получилась куда более откровенная беседа. Ну что поделаешь, пришлось битый час выслушивать упрёки в адрес Ельцина, и как страну он развалил, и как промышленность отдал на откуп иностранцам и ворюгам. В итоге гость договорился до того, что стал настаивать на пересмотре Конституции, мол, если при Борисе принята, тогда не может быть руководством к действию.

Тут уж Терентий Павлович не на шутку испугался: «Чего доброго генсека заметут, а я пойду как соучастник. Нет, это надо прекращать!» Но ведь нельзя же указать спасителю на дверь… К счастью, генсек сам куда-то заспешил, а у Терентия Павловича появилась возможность ещё раз осмыслить происшедшее. «Что это они ко мне повадились? Жратвы не напасёшься! И ведь каждый дудит в свою дуду, будто только он один и прав, а остальные — лохи, потому как в политике не смыслят ничего».

Когда генсек ушёл, Терентий Павлович выглянул в окно, а там рядом с памятником Ильичу ещё один, только рукой показывает совсем в другую сторону.

Глава 3. Посланец с неба

Ночью Терентий Павлович плохо спал, всё думал: идти или нет завтра на работу? Тут такое творится, что психике без отдыха не обойтись, поэтому позвонил секретарю, сослался на недомогание. «В сущности, так оно и есть, потому что боюсь глянуть на лужайку перед домом — вдруг опять?» Только подумал и тут же слышит грохот за окном, словно бы камень с неба упал — не такой, как Тунгусский метеорит, но тоже порядочного веса. Выглянул, а он уже стоит — Борис Николаевич собственной персоной. Впрочем, толком и не разберёшь, стоит или сидит, поскольку на постаменте только бюст — на полноценный памятник бывшие соратники так и не расщедрились. Да и где они теперь? «Семья» разбежалась кто куда — одних уж нет, а те далече, не считая тех, кто хорошо устроился при новой власти.

«Слава богу, что ходить не может». Эта мысль поначалу успокоила, но только собрался пообедать, а Он тут как тут — голова торчит над столом, а рот как раз на уровне тарелки. Даже не надо ничего под бюст подкладывать, ваятель точно рассчитал, как будто знал, что так получится. Одно лишь не учёл — можно, конечно, с ложечки кормить, но зачем, если бюсту не положено иметь желудок? Как говорится, не в коня корм…

До еды так и не дошло, поскольку вождь как начал говорить, так и продолжал твердить не переставая. Терентию Павловичу удавалось вставлять лишь короткие фразы, но чаще ограничивался мимикой и жестами, поскольку уже убедился, что вождя невозможно переспорить. А начал он с экскурса в историю:

— Эх, Терентий, ну до чего ж России не везёт! Петр I не закончил реформу, Екатерина II тоже не смогла, Александр II опять не сдюжил, не говоря уж о бездарном Николашке. Тот по наущению горе-советников Думу учредил, вот и выкопал себе могилу. Да уж, не везло России на царей, только я смог сдвинуть её с места, но, понимаешь, здоровье подвело. Вот какая загогулина!

Терентий Павлович собрался было возразить, но стоило посмотреть на безрукий бюст, как всякое желание спорить с ним пропало. Поэтому попытался сформулировать свою мысль крайне осторожно:

— Борис Николаич, вы полагаете, что только после Беловежской пущи у нас появились шансы возродить былое величие России?

— Ну а как иначе? Баба с возу — кобыле легче! Это я про Украину, да и прочие нахлебники нам даром не нужны. А суверенитет — это, понимаешь, такая штука, что всякие там перестройки против него… В общем, держаться надо этого пути, тогда никакие враги нам не страшны!

— Но если вдруг возникнет конфронтация со Штатами?

— Да с Биллом я всегда договорюсь.

— А если не удастся? Там ведь, что ни президент, то свой взгляд на отношения с Россией.

— Канешна, и такое может быть. Но силой тут нельзя, и отступать нельзя. Надо, чтобы и победа была, и чтобы без войны. Дипломатия, понимаешь ли! А девальвации рубля не будет, это я твёрдо обещаю.

«Ладно, с этим всё понятно, но если уж представилась такая редкая возможность, надо бы и про экономику спросить»:

— Борис Николаевич, вот все говорят, будто углубляется пропасть между богатыми и бедными. Вроде бы одни других совсем не разумеют.

— Тут всё просто! Нам нужны миллионы собственников, а не горстка миллионеров. Тогда и пропасти не будет!

— Но как этого добиться?

Если бы у бюста были руки, наверняка бы он какую-нибудь «загогулину» изобразил. К примеру, мог бы почесать себе за ухом или двинуть Терентию Павловичу в лоб кулаком за несвоевременно заданный вопрос, а всё потому, что никто не знает на него ответа. Но бюст лишён такой возможности… Жаль, всё как-то криво получилось, а ведь при его харизме мог бы горы своротить!

Так ни о чём и не договорились, поэтому бюст, что называется, не солоно хлебавши отправился на своё законное место — на постамент посреди лужайки. Терентий Павлович вздохнул с облегчением, но только принялся разогревать обед, как за окном завыла полицейская сирена. Ещё через несколько минут двор заполонили омоновцы и «золотопогонники» из Следственного комитета.

— У нас есть сведения, что вы украли бюст.

— Да что такое говорите? Он весом с тонну, а мне больше пяти кило врач не разрешает поднимать.

— Значит, наняли подъёмный кран…

— А где следы?

Следаки и опера засуетились, стали искать на траве свежие следы. Ничего так и не нашли.

— Тогда откуда он у вас?

— Свалился с неба.

— Понятно! Ваш сообщник похитил бюст из кабинета губернатора Свердловской области и сбросил с самолёта.

— Так оно и было… То есть, про кражу ничего не знаю, но вот звук удара был, а потом смотрю — стоит.

— Зачем?

— Что вы имеете в виду?

— Зачем он здесь?

— Да откуда же мне знать? Возможно, чья-то шутка.

Следак приказал оперу:

— Проверьте инвентарный номер.

К счастью, номер не совпал, и вся вооружённая армада тут же удалилась. «Но если так пойдёт…» Терентий Павлович не успел закончить мысль, потому что с кухни потянуло гарью и ещё чем-то совершенно несъедобным. «Ну вот, пропал обед! И ведь снова виноват вождь, а не было б его,