Александр Юрин - Сквозь тернии

— Да, к примеру, такой как я?

— Я… — Светлана задумалась, припоминая всё то, что ей рассказывал Мячик.

«Светлана, ты снова на грани!»

— Да… Ой, нет! Нет, не сможет. Можно только в детстве! Я не знаю, отчего именно так… Честно!

— Всё в порядке, Светлана. Я всё прекрасно понимаю. Да и поздно уже верить в сказки — моё время ушло. Хотя…

— Что «хотя»?

— На старости лет в мою дверь всё же постучалась ещё одна бесконечная история.

— Как это?

— Знаешь, Светлана, мне кажется, порой мы и сами не можем поверить в то, что спустя десятилетия после того, как угасло на задворках воспоминаний детство, свет вновь освещает наш уходящий в небытие путь.

— И что же это за путь? — Светлана невольно подалась вперёд, волнуя воду бассейна. — Вы о нём хотели со мной поговорить?

Титов горестно вздохнул.

— Да, о нём. Но потом я узнал, что за страшная беда настигла тебя. Признаться, даже не знаю, как теперь быть… что говорить, чего ожидать от тебя в ответ… Так или иначе, раз уж я всё равно здесь, конечно, расскажу.

— Пожалуйста! Мне очень интересно! К тому же, это должно отвлечь от неприятных мыслей.

Титов снова вздохнул.

— Светлана, я собираюсь открыть новый мир. Если не целиком, так хотя бы часть. Но даже эта крохотная крупица ничто, по сравнению с тем, что получит человечество в случае удачного завершения запланированной экспедиции! Правда есть один непонятный вопрос — почему «система» выбрала именно тебя? Расскажи мне об этом.

— Хм… Я поняла. Вы хотите знать, как я поняла дельфина?

Александр Сергеевич отложил письмо в сторону, ухватился трясущимися пальцами за подбородок, посмотрел в серое окно — на небосводе вот уже вторую неделю скапливались косматые тучи.

«Будто чего замышляют…»

— Папа, а может это просто чья-нибудь шутка?

Александр Сергеевич вздрогнул, тут же отыскал взглядом усталые глаза дочери.

— Анна, бог с ним, с письмом. Всё равно это не обсуждается, да и куда я сам, на старости то лет, впрягусь? Хожу-то, вон, еле-еле. Да и Алька…

Анна приподнялась со скрипучей больничной койки, склонилась над тумбочкой, коснулась фотокарточки сына.

— Алька тут такой ошарашенный получился, — она улыбнулась, неуловимым движением руки смахнула невольную слезу. — Это было на второе сентября, когда он только в первый класс пошёл.

— Ну да, как же такое забыть, — Александр Сергеевич улыбнулся, косясь на фото внука, — малыш в сереньких брючках, блестящих башмачках, тщательно выглаженной рубашке, на кармане которой уже зияет пятно от пролитых чернил, держит в руках пухленький рюкзачок, а личико… — Он-то думал, что каждый день, как первое сентября будет, а тут уроки задавать стали! И смех и грех.

— Ох, Алька-Алька… — Анна прикоснулась почти прозрачным пальцем к плотно сомкнутым губам недовольного сынишки, прочертила по щеке, глянула в прищуренные глаза и на сведённые брови. Казалось, миг, и изображение на фотокарточке непременно оживёт, начнёт оправдываться, одновременно пытаясь определить по выражению лица матери, что той уже известно, а что сегодня можно и утаить.

— Сорванец самый настоящий растёт, — Александр Сергеевич отвернулся и глянул в окно. — Совсем погода испортилась. Наверное, тепла больше не увидим.

Анна кивнула, снова села на кровать.

Уныло скрипнули пружины.

— Наверное… — Она помолчала, потом нерешительно прошептала: — Папа…

Александр Сергеевич обернулся.

— Я, вот, думаю, может, тебе всё же съездить, поговорить с этим Титовым?.. Пока тут ничего плохого не случилось. Потом ведь не до разъездов будет.

Александр Сергеевич резко поднялся с табуретки, подошёл к прячущей глаза дочери, склонился, взял за ледяную руку.

— Анна, ты это о чём? Брось! Слышишь меня?! Прекрати себя накручивать! Изведёшь ведь так сама себя.

— Папа, не надо, — Анна высвободила руку и серьёзно посмотрела в глаза отца. — Я давно уже разобралась со своими чувствами. Это не истерика, я просто хочу быть уверенной, что после моей… что когда вы останетесь вдвоём с Алькой… вы не будете ни в чём нуждаться. А у этого человека есть деньги — много денег, которыми он намерен поделиться!

— Но ты ведь сама только что сказала, что это может оказаться шуткой!

— Может, — Анна облизала пересохшие губы, нервно забегала зрачками по крашеным стенам палаты. — Но с той же долей вероятности, это может оказаться правдой!

Александр Сергеевич покачал головой.

— Нет, только не в этом мире.

— Что не в этом мире, папа?

— В этом мире ничто не даётся просто так, Анна. За всё нужно платить.

— Нет, — Анна отрицательно качнула головой. — Просто за всё нужно бороться.

Александр Сергеевич вздрогнул. Положил руку на колено дочери.

— Знаешь, Анна… давно уже собирался тебе сказать, но всё как-то не решался. Потому что знал, что это спровоцирует у тебя слёзы, а мне от их вида совсем не по себе делается. Но оттягивать и дальше, просто бессмысленно. Анна, твой Алька… — Голос предательски дрогнул, и Александр Сергеевич невольно умолк.

Анна усмехнулась.

— И что он натворил на этот раз?

— Разве ты плачешь, когда он что-нибудь натворит? — Александр Сергеевич покачал головой. — Ничего он не натворил.

— Ничего? Тогда уже я НИЧЕГО не понимаю… — Анна улыбнулась, отчего в груди Александра Сергеевича затеплилась надежда. Но лишь на мгновение. Затем тут же пропала, как и растворилась под натиском хандры улыбка дочери.

— Как-то раз я рассказал Алексею о своём последнем полёте.

— Когда ты чуть не разбился? — Анна заломила кисти рук.

На секунду Александру Сергеевичу показалось, что запястья дочери вот-вот переломиться, издав протяжный хруст… Однако ничего не произошло. Александр Сергеевич тут же попытался отмахнуться от неприятных мыслей.

— Да, о нём.

— Я когда это от мамы впервые услышала — ещё, можно сказать, в детстве, — чуть умом не тронулась. Не знаю даже, что бы со мною сталось, вернись ты на лётную службу, — извелась бы одна дома! — Анна поёжилась. — И как Алька прореагировал?

Александр Сергеевич улыбнулся.

— Ну, вначале, естественно, чуток всплакнул… Нет, вру. Так, немого погрустил, на шее повисел, а потом выдал, будто из РСЗО пальнул!

— Из чего? — Анна открыто улыбалась.

Александр Сергеевич, без сомнений, отдал бы что угодно на свете, лишь бы вот эта улыбка дочери никогда не иссякала. Даже жизнь! Хотя в его возрасте глупо торговаться последней.

«Какая уж тут борьба? Анна осталась один на один со злобным чудовищем, что грызёт её изнутри. Ничто не в силах ей помочь, разве что вот эта самая улыбка… да призрачная надежда. И то и другое сейчас наверняка встало поперёк горла тому, что рвётся изнутри».