Роберт МакКаммон - Моё!

— Где Дуг? — спросил доктор Боннерт, как и ожидала Лаура.

— Дуг… он не может приехать, — ответила она. Доктор Боннерт несколько секунд смотрел на нее через круглые черепаховые очки, потом дал указания сестре и вышел переодеться и вымыть руки.

В тыльную сторону ладони Лауре ввели острую короткую иглу и поставили капельницу с демеролом. Ее одели в зеленый больничный халат с эластичным поясом вокруг живота, и она сидела на столе, наклонившись всем телом вперед. В ноздри плыл запах лекарств и дезинфекции. Сестры были умелыми и быстрыми, они все время говорили с Лаурой о пустяках, но ей было трудно уловить смысл их слов. Все вокруг стало размытым движением и звуком, она видела вспышки на экране монитора, когда внутри нее возникала схватка, нарастала, вспухала и сводила болью, потом спадала до следующей. Одна из сестер заговорила о новой машине, которую только что купила, ярко-красную, сказала она, всегда хотела ярко-красную машину.

— Дышите свободнее, — сказала другая сестра, кладя руку Лауре на плечо. Дышите, как вас учили на курсах.

Сердце Лауры тяжело колотилось, и на другом мониторе это отражалось беспорядочными всплесками. Схватки были, как грохот грома в камере, они сотрясали ее тело, предвещая шторм.

— Первый ребенок? — спросила сестра с красной машиной, глядя на карту Лауры. — Боже мой. Боже мой!

Вернулся доктор Боннерт, одетый в зеленое, профессиональный, и раздвинул ноги Лауры, чтобы посмотреть раскрытие.

— Отлично работаете, — сказал он. — Но еще не до конца. Сильно болит?

— Да. Немножко. — А яблокам больно, когда из них вынимают сердцевину? Да, болит.

— О'кей.

Он сказал Красной Машине что-то насчет какого-то непонятного слова, и Лаура подумала: «Пора уже для большого укола, да?». Доктор Боннерт отошел от стола и вернулся с какой-то маленькой штучкой вроде пружинки от шариковой ручки, а от нее тянулся провод к какой-то хитрой машине.

— Небольшое вмешательство, — сказал он, бегло улыбнувшись, и полез куда-то внутрь нее рукой в перчатке. Эта похожая на пружинку штука была зародышевым монитором; об этом рассказывали на курсах. Доктор Боннерт нашел голову ребенка и засунул устройство под плоть. Из хитрой машины полезла лента, отмечающая биение сердца Дэвида и другие жизненно важные показатели. Лаура почувствовала, как ей протирают поясницу — сестра готовила ее к эпидуральной анестезии. Хотя бы не придется видеть шприц. Сила схваток стала неимоверной, будто били кулаком по ушибленной спине.

— Свободнее дышите, свободнее, — уговаривал ее кто-то.

— Сейчас слегка ужалит, — сказал доктор Боннерт, и она почувствовала, как входит игла.

Это называется ужалить? Там, откуда она родом, осы куда больше. Потом все кончилось, игла вышла и кожа поясницы стала покалывать. Доктор Боннерт еще раз посмотрел раскрытие, потом проглядел ленту с сигналами от Дэвида, монитор с показаниями от Лауры. Во рту чувствовался вкус лекарства, и она надеялась, что анестезия сработала, потому что схватки стали жестокими и лицо покрылось потом. Красная Машина вытерла ей лицо и улыбнулась.

— Для этого и было все ожидание, — сказала сестра. — Странно, когда это происходит, правда?

— Да.

Ох, как больно. О Господи, теперь по-настоящему больно! Она ощущала, как напрягается тело, раскрываясь, как бутон.

— Когда время приходит, тогда и приходит, — продолжала медсестра. — Когда ребенок захочет выйти, он даст вам знать.

— Не забудьте ему об этом напомнить, — выдавила из себя Лаура, и доктор с сестрами рассмеялись.

— Держитесь, — сказал ей доктор Боннерт и вышел. На миг Лауру охватила паника. Куда это он? А что, если ребенок выйдет прямо сейчас? Сердцебиение на мониторе скакнуло, и одна из сестер взяла ее за руку. Давление внутри нарастало до взрыва, она боялась, что может внезапно лопнуть, как переспевшая дыня, и слезы жгли глаза. Но давление опять спало, и Лаура услышала собственное частое и хриплое дыхание.

— Легче, легче, — посоветовала сестра. — Четверговым детям — далекий путь.

— Что?

— Четверговое дитя. Знаете, старая поговорка. — Сестра взглянула на настенные часы: почти девять пятнадцать. — Но он может подождать до пятницы, и тогда он родится красивом.

— Счастливым, — сказала Красная Машина.

— Нет, пятница — красивый, — возразила другая — Счастливый — это субботний.

Этот спор не был первоочередной заботой Лауры. Схватки продолжали нарастать, били в нее, как волны в источенную скалу, и спадали опять. Они были по-прежнему болезненными, но уже не так. Анестезия сработала, слава Богу, но не настолько, чтобы снять все ощущения. Боль уменьшилась, но давление кулака, бьющего по ушибу, было тем же. И в девять тридцать в зал вернулся доктор Боннерт и снова все посмотрел.

— Все идет хорошо, — сказал он. — А теперь, Лаура, можете немножко потужиться?

Она потужилась — по крайней мере постаралась. Сейчас лопну, подумалось ей. О Господи Иисусе. Дышать! Дышать! Почему все, что на курсах было так аккуратно и упорядочение, здесь идет как на видеопленке на сверхускоренном показе?

— Тужьтесь еще. На этот раз чуть посильнее, о'кей? Она попыталась снова. Ясно было, что это будет совсем не так просто, как описывали на курсах. В мозгу всплыло лицо Кэрол. «Поздно спохватилась, девонька», — сказала бы Кэрол.

— Тужьтесь, Лаура! Покажите нам его головку! И еще лицо всплыло в памяти за закрытыми веками, когда ее свело судорогой и в центре тела нарастало давление. Лицо Дуга и голос, говорящий: «Конец той жизни, где были только мы. Семьи из Дуга и Лауры». Перед мысленным взором всплыл квартал Хилландейл, машина Дуга, въезжающая на стоянку. Она видела, как он уходит от нее с банками пива в руках. «Конец той жизни. Конец».

— Тужьтесь. Тужьтесь, Лаура!

Она услышала собственный тихий стон. Давление стало невыносимым, оно убивало. Дэвид держался за ее внутренности и не отпускал. Все тело дрожало от усталости, а затемненным мысленным взором она видела уходящего Дуга. Далекий от нее человек, и с каждым шагом все дальше и дальше. Крик ее стал громче, что-то в ней оборвалось. Не хватка Дэвида, что-то еще глубже. Она заскрипела зубами, почувствовала теплые слезы на щеках, и она знала уже, что с Дугом все кончено.

— Ну, ну, — сказала Красная Машина, вытирая ей щеки. — Все отлично, не волнуйтесь ни о чем.

— Отлично, не бойтесь, — по-отцовски потрепал ее по плечу доктор Боннерт, хотя и был года на три-четыре ее моложе. — Головка прорезалась, но мы еще не совсем готовы. Теперь расслабьтесь, просто отдохните.

Лаура постаралась дышать ровнее, думая только об этом. Она смотрела в стену, а Красная Машина вытирала ей лицо, а время то ползло, то пускалось вскачь — игра нервов и желаний. В десять часов доктор Боннерт снова велел ей тужиться.