Особняк покинутых холстов - Валерий Александрович Пушной

— Ты точно такая, как на моем портрете.

— Я сошла с холста, — подтвердила девушка.

— Так я тебе и поверила! Хватит зубоскалить. Выметайся, пока я в полицию не позвонила! — У Эльвиры в душе заскребли кошки: это определенно был ее портрет, только в живом виде.

— Пройди в прихожую и проверь, — посоветовала девушка.

— А что, думаешь, не пройду? Еще как пройду! — Эльвира решительно откинула одеяло и спрыгнула с кровати. В одних трусиках пробежала мимо незваной гостьи в прихожую, включила там свет и, не увидев на стене картины, остановилась как вкопанная. Неужто все, что говорит гостья, является реальностью, действительностью, которая происходит на самом деле? Однако согласиться с тем, что ее изображение на картине вдруг ожило, сложно. Конечно, можно это отвергать, но отрицание не изменит того, что есть. Между тем в уме не укладывается такое. Это противоречит всем законам бытия. Обыкновенно ломает реальность. Что-то сверхъестественное. Эльвира сникла. Она не знала, как объяснить происходящее. С одной стороны, картина ожить не может, а с другой — картина с ее портретом исчезла из прихожей, а вместо нее в своей спальне она видит живую свою копию с холста. Тут во что угодно поверишь, даже в невероятное. Ведь некоторое время назад полотно уже вдруг исчезало, а потом снова возникло на стене. Они с Леопольдом в тот момент решили, что все привиделось спросонья. Оказывается, нет. Тогда, правда, ее портрет не оживал и не являлся им. Теперь вот она наблюдает его в живом виде. Голова Эльвиры гудела, мозг выворачивало наизнанку. Она была в трансе. По телу прошла дрожь. И вдруг окатило холодом, погрузило в апатию. В конце концов, пусть идет как идет и пусть будет как будет. Хотелось бы, чтобы оказалось сном, но это не сон, который можно рассказать утром. Увы. Невозможно представить, к чему все приведет. Эльвира обхватила руками голову и с озабоченным выражением на лице вернулась в спальню.

— Что тебя смущает? — Девушка с холста стояла посреди комнаты.

Отрываясь от своих мыслей, Эльвира потерянно и тихо села на кровать:

— Что ты забралась ко мне в спальню.

— Я не забралась. — Девушка возвратилась на стул и расправила складки платья. — Ты приютила меня.

— В спальне? — вяло усмехнулась Эльвира. — Может, ты заберешься еще в мою постель? — слабо возмутилась с безразличием в голосе.

— Не скрою, — сразу без запинки отозвалась девушка, как будто ждала этого вопроса и уже заранее приготовила на него ответ. — Хотела бы ощутить ласки Леопольда. Не тебе же одной развлекаться с ним. Ведь мы с тобой одно целое, и это несправедливо, что из нас двоих только ты пользуешься благами жизни.

— С этого сразу начинала бы! — с вдруг возникшей неприязнью задрожала Эльвира. — Признайся, что втюрилась в Леопольда. Но не выходи из берегов! Ты всего лишь мое отражение.

— Если мы наденем одинаковые платья, Леопольд не поймет, кто из нас отражение, — парировала с усмешкой девушка, что сильно покоробило Эльвиру. — Хаюрдо сделал невозможное. Он передал не только внешность, но и вложил в меня твое внутреннее содержание. Ведь я — это ты, и наоборот.

Наверно, можно было бы поспорить по этому поводу. Эльвира не очень верила в то, что художник, какой бы он ни был талантливый, способен передать внутренние эмоции человека, которого рисует. Просто идеально копирует внешность. Именно внешними изменениями человек проявляет свое нутро. И если художник талантлив, то улавливает эти изменения и запечатлевает на холсте. Вот и все. И никаких тут внутренних эмоций, только внешние проявления. В этом Эльвира убеждена. Но высказывать сейчас свои мысли не было желания. Не хотела ни спорить, ни что-либо доказывать. К чему? Ведь перед нею всего лишь ее изображение с холста. К тому же мыслит ее копия по данному вопросу иначе. Эльвира удивлялась. А визави точно поняла ее удивление, закончила фразу словами:

— Разумеется, я не верю, что кистью на холсте можно изобразить внутренние эмоции человека, можно запечатлеть момент внешних изменений и только. Однако все, кто останавливался перед холстом, всматривались в твой портрет, обменивались мнениями, говорили о твоих внутренних эмоциях, которые так хорошо удалось передать художнику. Поэтому я сообщаю тебе общее мнение зрителей, которое, как видишь, отличается от моего.

— Не надо мне ничего сообщать, — рассердилась Эльвира. — У меня есть своя голова на плечах. И вот что я тебе скажу. На Леопольда нос не раскатывай. Я жуткая собственница.

— Я тоже. Ведь я такая же, как ты, — напомнила девушка.

— Если не выбросишь Леопольда из головы, мне придется сжечь картину, — с угрозой сорвалось с языка Эльвиры. И тут же в голову ударило: «Боже мой, кому я ставлю условия, ведь это обыкновенное мое изображение с полотна! Несуществующая жизнь. Несуществующая реальность. Но тогда почему же она так волнует и бесит? Да потому, что она реальна. Я вижу ее, я разговариваю с нею, я могу прикоснуться к ней. Похоже, все вокруг меня перевернулось. Или я сдурела, что хочу сжечь картину?»

— Вряд ли у тебя это получится, — раздался усмешливый голос визави. — Ты не сможешь уничтожить свой портрет, написанный великим мастером. Духу не хватит.

Усмешка раздражением прошлась по телу Эльвиры. Ведь получалось, что она сама над собой насмехалась. Видимо, на самом деле именно так и было. Раз они одинаково мыслят, стало быть, издевка ее копии — это ее колкость над собой. Как же все сложно закручено! Можно было ничего не отвечать на ухмылку, но Эльвира не захотела:

— Я могу продать его, — назвала иной вариант и пробежала глазами по спальне в поисках халата.

— Никто не даст заключение, что это подлинник Хаюрдо. Пример твоей подруги поучителен. Я слышала твой разговор с Лилией по телефону. Эксперт установил, что у нее копия.

— Разве портрет может слышать? — оторопела Эльвира и забыла, что минуту назад хотела набросить на себя халат.

— Портреты, написанные Хаюрдо, живые.

— Но про Леопольда забудь! Я тебе волосы выдерну!

— Не торопись, — попросила девушка, своим спокойствием гася ее пыл. — Леопольд даже ничего не заподозрит. Зато мне ты окажешь большую любезность. Я хочу испытать, что такое мужчина.

— Аппетит у тебя хороший, нечего сказать! Моей любезности, видите ли, захотела! — Эльвира потерла пальцами голые колени. — А про мое нежелание не слышишь? У тебя что, уши заложило?

— Я знаю, ты ревнуешь. — Визави по-прежнему была спокойна. — Но сейчас точно так же я ревную тебя.

— Ты не можешь ревновать, — изумилась Эльвира, поражаясь ее неотступности, — потому что Леопольд никогда не был твоим парнем.

— Ошибаешься. С той минуты,