Риданские истории II - Виктор Александрович Авдеев

Из легких Фрейзера вышел весь воздух, пока он выводил свой монолог. Закончив, он несколько раз глубоко вздохнул и отвернулся к окну с недовольным видом. Дюк не стал больше расспрашивать о его планах. Намечалось что-то нехорошее. Пусть так и будет. Какое ему до этого дело? Он вновь погрузился в свои невеселые мысли.

За окнами замелькали аккуратные коттеджи по обе стороны от узкой дороги, по которой двигался «форд сиерра». Уже почти стемнело, и многие люди включили свет в своих домах. На темно-синем небе высыпали первые звезды и появились легкие далекие облачка.

Проехав еще с полмили по прямой среди дремлющей тишины спокойного района, Дюк вывернул на улицу Кленов с более оживленным движением на четырехполосной дороге. Каждая из полос была занята рядом автомобилей, едущих друг за другом. Ему пришлось с минуту простоять на перекрестке, чтобы дождаться достаточного промежутка между машинами и нырнуть в общий поток.

Потянулась длинная центральная улица с большими магазинами, парикмахерскими, барами, торговыми центрами, кинотеатром и другими коммерческими строениями, хорошо освещенная дорожными фонарями и огнями неоновых вывесок. Справа и слева по тротуарам разгуливали люди, волоча за собой свои тени.

Дюк не глядел на них. Сейчас, когда он стал немного приходить в себя, в его голову лезли более здравые и важные мысли. Он решил поделиться ими с Фрейзером. Как-никак, а ковбой фактически сидит на бомбе с часовым механизмом, которая скоро рванет.

— Фрейзер, — серьезно сказал Дюк, не отрывая взгляда от дороги. — Думаю, тебе стоит выйти здесь. Прости, друг, но…

— Что значит здесь? — переспросил тот и отвлекся от вида за стеклом. — Мы проехали почти половину пути, и теперь ты хочешь высадить меня без всякой причины?

— Причина есть, Фрейзер. Она на моих руках. Я не шутил, когда сказал, что это не моя кровь. Я действительно виновен в смерти своей жены. Я убил, ее. Черт! Должно быть, полиция уже ищет мою машину, понимаешь? Я не запер за собой входную дверь, оставив ее настежь открытой. Соседка, миссис Коллинз, она всегда обрезает цветы в своем саду около восьми часов, когда зной уступает место вечерней прохладе. Конечно, она увидит дверь открытой и пойдет проверить, все ли в порядке. Как думаешь, что обнаружит она, войдя внутрь? Мою Одри в… в луже собственной крови! — Голос Дюка сорвался и задрожал ослабленной струной, но он продолжил: — И еще недоеденный ужин на столе, нож в крови с моими отпечатками, алые следы от моих ботинок от кухни до парадной двери. Я не должен был скрывать от Одри, что с месяц назад перестал принимать таблетки. Вот что из этого вышло.

— Какие таблетки? Ты что, псих, Дюк? Не могу поверить!

— Да, и убийца. А все из-за какого-то гребаного масла из магазина. Масло, Фрейзер, может довести до безумия.

— Расскажи все, как есть, — Фрейзер взволнованно облизнул сухие губы. — Я ни черта не понимаю. Ты бросаешь мне под ноги фрагменты мозаики, но я не могу их собрать в правильном порядке. Мне нужна картинка. И никаких остановок, приятель. — Фрейзер поставил жирную точку на маршруте.

— Если не доберемся до твоей радиовышки, не держи на меня обиды, друг. А теперь слушай.

И Дюк рассказал Фрейзеру все. О страшной потере их с Одри ребенка, как они с Одри боролись с общим горем, о добром докторе Кларке и его лекарствах. Все до сегодняшнего дня.

— Сейчас восемь часов и сорок семь минут, — продолжал Дюк, взглянув на наручные часы. — Думаю, полиция уже объявила мою машину в розыск. Для них это раз плюнуть. Я не хочу за решетку, Фрейз. Я не хотел убивать Одри. Я люблю ее. Это нервы, я до сих пор болен. Признаюсь, курс лечения от доктора Кларка…

— Дерьмо? — вставил слово Фрейзер.

— По-другому не назовешь.

— А что с маслом?

— Я не купил его.

— В таком случае ты сейчас должен быть на месте Одри, — сострил Фрейзер, но тут же прикусил язык. — То есть, как оно повлияло на то… то, что произошло с тобой, Дюк?

— Я не купил масло, — повторил Дюк, перестраиваясь из правой полосы в левую. Маневр получился не очень удачным — он подрезал чей-то автомобиль. Рассерженный водитель позади пригрозил Дюку протяжным звуковым сигналом. — Пошел ты! — крикнул в закрытое окно Дюк ему в ответ и рассказывал дальше: — Одри пекла блинчики на десерт к ужину. И подала их с клюквенным джемом. Я заварил чай. А потом я смутно помню, из-за чего вышла наша ссора, но отчетливо слышу в своей голове ее крики. Она сорвалась из-за того, что я не купил сливочное масло, которое она израсходовала полностью на жарку. Она любит готовить всякие вещи, Фрейзер, то есть, любила… Я просто забыл про магазин. А еще я не пил таблетки целый месяц. И курил сигареты тайком от Одри. Последнюю сигарету я выкуривал за несколько часов до дома, чтобы запах успел выветриться. И если она чуяла сигаретную вонь от одежды, я всегда отвечал, что в этот день был в компании курящих коллег по работе. Она верила. Я надеюсь, что верила. Я прятал сигареты в бардачке автомобиля, но она никогда не искала их и не шарила по моим карманам. Наши карманы были личным делом каждого. Она доверяла мне и любила меня. Боже, что я наделал!

Дюк давил на педаль газа все сильнее, переживая каждый миг воспоминаний. Он углядел, с каким беспокойством взирал на него Фрейзер с заднего сидения. О чем он думал?

Впереди показался съезд на стоянку большого торгового центра. Дюк слишком поздно заметил патрульную машину полиции, движущуюся в общем потоке автомобилей, поэтому не успел свернуть с дороги и укрыться на какое-то время от взора правопорядка. Дюк вел свой «форд» со скоростью шестьдесят пять миль в час, превышая скорость. Лавируя среди машин, он уже нагнал патруль. Маячки на полицейской машине замигали огнями и послышался короткий сигнал сирены.

— Это конец, Фрейз. Вот о чем я говорил тебе всего три минуты назад. Они ищут меня, — в голосе Дюка смешались волнение, испуг и помешательство, когда он услышал номер своего автомобиля и властный приказ остановиться, вырвавшийся из полицейского громкоговорителя и окативший Дюка ледяной струей страха перед законом. — Ну, держись, Фрейз. Зря ты не вышел раньше.

— Ни в коем случае не тормози. Мы оторвемся, — уверенно ответил тот, как будто