То «заика», то «золотуха» - AnaVi

дышит и!.. Чем «пахнет». Рыбатская форма!.. Мешковатая куртка. Резиновые сапоги и!.. Уже тухнущая, но и ещё пока живая, недавно выловленная рыба. Еле уловимый запах мужских сигарет!.. Немного «спирта». Бензин и!.. Жжёная резина. Скольжение!.. Отсутствие сцепления и управления. Неспособность и справиться же на ледяной дороге, лишь немного припорошенной снегом, с машиной!.. Как и понести ответственность — за жизни, находящиеся в ней. За жизнь!.. Тормозной путь. Встречная машина!.. Разворот. Удар в боковину!.. Покорёженный металл. Лёгкий выдох!.. Закрытые глаза. Ручки!.. Листы А4. Отпечатанный текст!.. Краска принтера. Запах дерева!.. Пыль. И пот!.. С кровью и нервами. Судебные тяжбы!.. Обвинения. Признание вины!.. Не водителя. Водителя и со стажем!.. Стажем: в девять лет. На сегодняшний же и этот, сейчас же всё момент!.. Момент: написания. И «опытом»: в пятьдесят восемь лет!.. Пятьдесят лет — курения. Серьёзно?.. Не инфаркт-таки и… не «лёгкие»? Автокатастрофа?!.. Я помню — его лицо: но не вижу его — во снах. Вижу — силуэт!.. И как на следующий же день, после похорон, он уходит от нас с вещами и… пытается забрать свою жену. Мою бабушку!.. И может, это всё — внушённо-навязанное из разряда: «Если приснится мертвец — гони!». Но!.. Я падаю на колени и… в коленях перед ним. Прошу этого — не делать!.. Прошу — не забирать её с собой. Умоляю!.. Молю. И впервые — ненавижу!.. Впервые — готова отпустить. Впервые готова и «проститься»: но и только лишь с ним. Не с ней!.. И тогда его голос меняется. Он весь — меняется и!.. Я понимаю, что это не он. И что сон, вместе с фантазией и воображение, зашёл слишком далеко — в… реальность!.. Где он, пусть и без договора-контракта, но соглашается на моё условие, предоставляя своё и следующее: «Как только — так сразу!.. Как только твоя же мать — станет ей». И уходит. А я!.. Узнаю затем и о его, дедушки же, сне — перед всем этим: про его встречу со… всеми ушедшими недавно или давно, но и ныне же всё «обредшими» себя… там. О сне и прабабушки — про гниющую в воде… рыбу. В луже!.. Проталине. Гниющую с головы и!.. С неё-то — всё гнить-то по сути потом и начало. Как это обычно и бывает!.. Как было и есть же всё, а там и будет — с нами. Без него!.. Уже и за-гнивая. Глава же семьи!.. «2012–2013 гг.»!.. Да. Я определённо знаю: как выглядит смерть. Но и это уже не кажется — странным!.. Не кажется и: «страшным». Таким уж… ужасным. Нет — косы и!.. Мантии-балахона. Нет — костей. Скелета!.. Есть: я, бабушка и… она. «Три суки»!.. Как это и после же — застрянет в моём сознании: её же голосом меж шума-жужжания фоном таксиста. «Суки без кобеля». Дважды!.. Меня вновь настигают «три слона» — и я жду: когда уже прижмёт-придавит «черепаха». «Предательство! Смерть и!.. Болезнь»: так они назвались. Мои личные — круги ада. Мои личные — всадники!.. Моего же и такого же: «ада за Земле». Апокалипсиса!.. Но и почему-то — погоняющие всё и именно же меня. А я — не лошадь. Хоть и всё уже «Бык»!.. Не «Спирит». Хоть и как сядешь — так и… Я — «верблюд» с тремя горбами: и они — на них!.. И вот, как человеку, что любил ловить не только рыбу, но и раков, как тебе и ирония, карма и… судьба, м? Для полноты же картины — не хватает только знака: «Рак». Человека такого же и!.. В моей же всё жизни. Чтоб она — «удалась» уже окончательно и… бесповоротно!.. Во второй же раз — она пахнет: лекарствами… «солью», «металлом», сухостью и… духотой! И да, возможно, и надо думать: при закрытых и занавешенных от солнца окнах, чёрных, не пропускающих свет же, трубках; катетерах, где только можно и нельзя, но!.. Не в этом — суть. Душно!.. Её руки же, шея… Кроваво-бордово-синие!.. Кругом — ампулы!.. Уколы. Замены препаратов!.. Операция. Ремиссия!.. Опять — наблюдения!.. А эта… тварь; вместо того, чтобы облегчить страдания и сделать уже, наконец, хотя бы и мне же всё, «секир башка» своей же уже и секирой, если не «косой», хотя чего уж там и ей, материализовать да и из воздуха; так же и снова лишь открывает свой чёрный же «зонт»; «Оле-Лукойе» чёртов, здесь нет Кая, нет и Герды, есть только Оля и… хотя да, чего это я и о чём-ком, если сказки и волшебство, магия — то такие, в мире, где и мира-то нет; за нашими спинами, над нашими же головами и… идёт дальше, за и «с нами же», тенью!.. Да так и ходит — по сей день и… секунду. Неустанно!.. И сделать с этим — ничего нельзя. Ведь и «смех и грех», но!.. Помирили же почти войну и мир, соединив в одной постели, пусть где-то ещё и так же объединив. Всё же!.. Почему бы не сделать этого же и… со смертью? Жизнь и смерть!.. Чтобы и!.. «Где ад, а?.. Где и рай? Земля!..». А далеко и ходить-то не нужно-надо. Всё — здесь!.. В шаговой доступности. В досягаемости и зоне «доступа», если не комфорта!.. Даже и на расстоянии — вытянутой руки; или всё тех же пресловутых «десяти шагах». Одна (один) — впереди. Другая (другой) — за спиной. А между — мы. Чувствуем ещё дыхание на шее; но и как наступают уже на пятки!.. Скрывая от солнца. От света и!.. Приме(и)ряя, забирая во тьму. Уже — не зовя. Беря!.. А я; уж и не знаю, как т-вы; но и не особо-то и сопротивляюсь. Уже — нет!.. Отдаляюсь и отдаюсь ей, всецело и беспрекословно, безвозмездно, сама: когда смею — упрекать. Смею и грубить, кричать и злиться… ненавидеть!.. Когда смею и ответ, взаимно — повышать на неё голос и примерять образ какой-то там «эфемерной лучшей и правильной матери»: когда и сама-то ей не была. Как и в этой-её ситуации!.. Не зная — как это и что. Да даже и без этого!.. Просто. И матерью!.. «Одиночкой». Со змеёй на шее — мной; и клещами — в груди. Не пожелаешь ведь никому! А я ещё и подливала же масла в огонь!.. Я! Не бывает же дыма и… без огня. А дыма, не пара, было много. Немерено!.. Заполняющего всё и вся… всех. И душащего же, как никогда. Ведь ещё и отбирающего самостоятельно-насильно — остатки воздуха. Останки и… жизни! Я