Вера Крыжановская - Адские чары

— Теперь давайте женщину, — кричит Жиль де Рэтц.

Верные помощники хватают Киру, кладут её на скамейку и раздевают, а Басаргин схватывает верёвку от висящего на углу колокола и начинает неистово звонить.

От резких звуков у Киры дрожит всякий нерв, и она испытывает физическое мучение. В этот миг она видит, как страшный хозяин замка заносит над ней окровавленный кинжал, и в её затуманенной голове еле пробивается одна мысль, один отчаянный призыв:

— Иисус, спаси меня!..

Раздаётся взрыв адского хохота, от которого дрожат стены замка. Костлявые руки Басаргина подхватывают её и отбрасывают далеко в сторону, а сам он расплывается в какую-то зеленоватую безобразную массу.

Кира ощущает острую боль в голове и теряет сознание…

Занятый разговором с профессором, маркиз не сразу обратил внимание на отсутствие жены, но заметив, что её нет, встревожился и объявил, что отправляется на розыски, прося спутников продолжить осмотр. Однако и все остальные изъявили желание его сопровождать.

— Напрасно барыня отделилась от нас, — сказал огородник, показывавший туристам замок. — В этой путанице комнат, коридоров и ходов заблудится легко, а не то и просто свалиться куда-нибудь в подвал.

Тщетно вся компания бегала по залам и коридорам, обшаривая всякий укромный уголок и громко зовя Киру; та не откликалась, и кругом было тихо.

Маркиза бросило в пот, когда он увидел многочисленные колодцы и провалы, тёмные и узкие проходы, которые вели в подземный лабиринт. Горько упрекал он себя, что не заметил исчезновения Киры.

Уже с час, как длились поиски. Пришлось даже зажечь факелы, потому что погода испортилась, небо затянулось тучами, и в развалинах стемнело. Все стали приходить в отчаяние, как вдруг один из студентов, войдя в отдалённую, примыкавшую к башне залу, увидал лежавшую на полу тёмную массу. На его зов прибежали прочие спутники с маркизом во главе.

Это была Кира, но в обмороке и, к всеобщему ужасу, она лежала на краю открытого провала так близко, что могла ежеминутно, при малейшем движении, полететь вниз.

Её вынесли во двор. К этому времени небо прояснилось, и солнце золотило своими последними лучами башни и стены мрачного замка.

Среди профессоров нашёлся врач, который занялся приведением в чувство Киры, а во время её осмотра заметил, что какой-то металлический предмет запутался в складках кружевного, надетого на шею шарфа.

Осторожно вытащив его, доктор с удивлением увидел кинжал с ржавым лезвием, покрытым чёрными пятнами. Потемневшая и покрытая плесенью золотая рукоять была усыпана рубинами и украшена выпуклым гербом.

— Боже! Арматура Жиля де Рэтц: крест на золотом поле?! — удивлённо воскликнул другой профессор, археолог. — Но каким чудом очутилось тут это оружие?

— Ничего не понимаю и вижу его впервые. Вероятно жена его нашла, — ответил маркиз.

— Во всяком случае, господа, прошу Вас не упоминать о нём, когда она придёт в себя, или пока она сама не заговорит о своей находке.

На свежем воздухе Кира скоро очнулась, но была так слаба, что настояла на возвращении.

По приезде в гостиницу, она сказала, что не желает ни за что ночевать здесь, и им тотчас же подан был автомобиль. Всю дорогу Кира молчала, судорожно пожимая руку мужа, и только когда они очутились одни в их уютном, весёлом гнёздышке, на ферме, она со слезами рассказала своё непонятное приключение.

Тогда муж показал ей найденный кинжал, который она осмотрела с дрожью.

— Может быть эти чёрные пятна — кровь ребёнка, которого убили на моих глазах, — заметила она.

В течение нескольких дней главной темой их разговора служило страшное видение в замке Тиффож и предположение, что в прежнем существовании Басаргина был одним из сообщников грозного маршала Жиля де Рэтц.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

На следующий день Керведек отправился будто бы на охоту, а в сущности, чтобы переговорить с бретонской колдуньей.

Тётка Лебретт жила при выезде из села в одиноком домике, над скатом к морю.

Это была худая сгорбленная старушка с морщинистым лицом. На ней был костюм бретонской крестьянки, с большим белым чепцом, и сидела она за прялкой, когда пришёл маркиз.

Старуха усадила гостя на скамью напротив и осведомилась о цели посещения.

Смущённый маркиз бегло изложил необычное, случившееся с ним и женой происшествие.

— Узнав от моей экономки, Жаклин Ребек, про ваше знание магии и Вашу великую власть над нечистыми духами, я пришёл просить у Вас помощи и совета. Само собой разумеется, что моя благодарность будет безгранична, если Вы нам поможете, — закончил он.

Во время рассказа старуха пристально смотрела на него своими большими тёмными глазами, качала головой.

— Кажется, дело запутано, и его трудно будет устроить. Жаль, что Вы не принесли с собой букета, я бы его осмотрела.

— Но зато я принёс другое: ту золотую монету, про которую Вам говорил.

Вынув из бумажника странную монету с изображением Адамовой головы, он подал её старухи. Та долго её разглядывала и нюхала, а потом встала.

— Я установлю сейчас, к какому роду духов относится тот, кто помечал монету, и тогда увидим, можно ли его обуздать. Пожалуйте за мной.

Маркиз прошёл за ней в соседнюю комнату, маленькую и слабо освещённую крошечным, выходившим на море окном. Посередине, на деревянном столе стояла большая глиняная миска с водой и медный трёхрожковый шандал.

Старуха достала из висевшего на стене шкафа три красных восковых свечи, которые и вставила в шандал, затем вынула странного вида нож, в виде серпа, с почерневшим лезвием, большой чёрный камень и лист пожелтевшего пергамента. Положив все вещи на стол, она закрыла окошко ставней и зажгла свечи; маркиза поставила в углу, наказав ему не двигаться и не разговаривать без ей позволения.

Сняв передник и чепец, она распустила свои длинные густые волосы и, вытащив из-за пазухи узловатую палочку, очертила ею в воздухе над головой круг. Потом она плавно затянула какую-то невнятную песню и принялась кружиться вокруг стола.

Обойдя стол девять раз, она опустила камень в миску с водой и на него положила монету; вода тотчас закипела, словно от прикосновения раскаленного металла. Затем старуха снова начала кружиться вокруг стола, но теперь движения были быстрые, а пение более порывистое; порой прорывались странные, дикие крики.

Стоявший в углу маркиз сначала еле удерживался, чтобы не прыснуть со смеху; однако очень скоро его скептически шутливое настроение перешло в любопытство, а затем сменилось ужасом, и если бы не стыд, то он убежал бы из комнаты, где вокруг него творилось что-то таинственное и зловещее.