Николай Берг - Ночная смена. Остров живых

Ознакомительный фрагмент

Настроение у Виктора испортилось. Привязанные к УАЗу срубленные елки не дали никакого эффекта. Самокритично глянув на получившееся, Виктор помрачнел еще больше. Вместо следа просто проехавшего УАЗа получился след проехавшегося УАЗа, который с какой-то хитрой целью волок за собой пучок елок. Встретив в лесу такое, сам Виктор из принципа бы разведал — что это за игры. И всяко он не считал идиотами других лесных людей, которые обычно думали четко внятно и без всякого ненужного расползания мыслью по деревьям. Раз кто-то что-то прячет — значит, скорее всего, это что-то вкусное и нужное. И дальше детская сказочка про визит голодного медведя на склад запасливого бурундучка…

И ведь ничего в голову не приходит. Разве что крутится в голове, как заяц-русак следы путает. Мастер, ничего не скажешь. На пути от кормежки к своей лежке он делает петли, пересекая свой след, "вздвойки", проходя по своему старому следу 20–30 метров в обратном направлении, и "сметки" — большие скачки в сторону. Но на джипе в сторону не прыгнешь, а на петлях — горючее-то не казенное. Получится, что на каждую поездку считай втрое больше придется топлива жечь. А это никак не радует. Топлива-то не цистерна. Да и УАЗ жратиньки любит, особенно по снегу и бездорожью. Впрочем, тупо стоять и таращиться в четко промятые колесами следы тоже неумно.

Решив, что все же стоит покрутиться по лесу, а не переть как по нитке, Виктор взял сильно в сторону и через несколько километров расстроился еще больше. Сквозь редколесье на опушке четко виднелись какие-то яркие пятна — и не надо быть семи пядей во лбу, чтоб понять — там впереди за деревьями — минимум от трех до пяти легковых машин. Вон ярко-красная. Синяя рядом. Между ними не то сугроб — не то приземистая серая. И сразу две черные. Влип, черт все это дери. А все эта зараза Ирка с ее газгеном. Оглянувшись на подругу, Витя остыл. Она сидела собравшись в комок словно большая кошка, зло сощурив глаза и держа наготове свою помповушку. И правой рукой держалась за дверцу, готовая выскочить из машины по первому знаку.

Утихомирив себя тем, что глупо искать виноватых, особенно когда виноват только сам и уж если встретились, то встретились — Виктор выпрыгнул из машины, прихватив с собой ключи, выдернул ручной пулемет с заднего сидения и, почувствовав себя гораздо увереннее с мощным боевым железом в руках, пошел к опушке. Не расслышать шум УАЗа тихим утром мог только глухой, а так, чтоб тут оказалось отделение общества глухонемых в полном составе, было глупо надеяться. Махнув Ирке, чтоб шла уступом, Виктор не особо скрываясь вышел на полянку и встал столбом. Выскочившая следом за ним Ирка тоже остановилась, открыв рот.

На просторной полянке стояло несколько легковушек. На притоптанном, густо заляпанном кровищей насте валялись какие-то вещички, бумажонки. Обертки, пустые бутылки, еще какой-то мусор. Пустые консервные банки. Следы кострищ с рогульками. Машины стояли расхристанными, видно было, что их разграбили полностью — даже сидения выдраны, пустые багажники, открытые горловины бензобаков — и ни единого человека рядом. Ни живого, ни мертвого, что особенно удивило — крови было налито слишком много, должны были быть зомби, не выживают с такой кровопотерей.

Отдав Ирке ДП и пристроив ее более-менее удачно, Виктор с помповушкой в руках быстро пробежался вокруг, порыскал по полянке, дал небольшой круг по лесу. Так, костры жгли — три штуки. Несколько дней. Варили еду. Отпечатки на снегу не то чайника не то кастрюли. Ага, здесь стояли палатки. И тут тоже. И здесь не меньше двух штук. Люди ставили неопытные — нет подстилки из хвои. Или может быть просто упакованные? Да нет, машинки весьма средненькие, не из навороченных. Еще две палатки. Консервы — судя по банкам — чушь какая-то — рыбные из тунца и тушенка из никудышных, где одна соя с жижей. Резаные шампиньоны. Кукуруза сладкая и томаты маринованные. Нет, все — таки люди — неопытные. Так, что тут? Ага — следы в сторону от опушки. Размашистые не то шаги, не то прыжки, отпечаток только носков обуви — без каблука — значит рванул-кто-то стремглав, на цыпочках. И кровища в конце следа. Вроде как волосы и комочки мозга в сгустевшей кровище? Да, точно, они самые. Волосы короткие, сантиметра два, не больше, русые. И обратный след — за ноги тащили, на опушку. А кто тащил? Хорошие следы, прочно как оттистнутые. То ли бабы, то ли мужики невысокие — размер сапог — то максимум на рост 160–170 сантиметров. А обувка хорошая, по подошве судя. Не из дешевых. Еще следы от опушки — но тут видно повалили и боролись. И крови нет. След-то точно женский. От каблуков остались длинные четкие прорытые до земли борозды. А вот детские следы — но опять же кровь. И полосатая маленькая варежка чуть в сторонке.

Осмотрел машины. Пулевых пробоин нет — а вот картечные есть. Охотничье оружие тут применяли. Сколько стволов — не понять. Гильз ни одной нет. Получается, одни нищеброды сюда прикатили и разбили лагерь, а потом приехали другие нищеброды по их следу скорее всего — и что? Черт его знает, что…

Есть о чем задуматься…

Мда. Сколько отличных людй погибло — а Фетюк живой. И в Кронштадте уже. Впрочем, его, судя по бронику, отсюда и послали в концлагерь с писарями. И если выживет дальше — будет распинаться, о том, какие вокруг были идиоты и как он всех учил и спасал.

У меня такой же боец был в отделении, что ни поручи — все завалит с треском, с каким иной кто и нарочно бы провалить не смог, даже за большие деньги — вот выставили его на перекресток на крупных маневрах, а он там так уснул, что проверяющий из штаба корпуса сначала забрал у него автомат — а на обратном пути — и рацию. Но апломба было — море. На всех смотрел как на червей. Потом автобус разбил — прямо в парке — снял его с передачи, когда агрегат стоял на эстакаде. Тормоза ручного ессно не было. Зачем снял — объяснить не мог. Сам даже не водитель был. Ну, точно Фетюк! И главное — апломб!

Был такой же знаток всего на свете в соседней группе. Уже в мединституте. Очень заносчивый. Если его кто спрашивал о чем — нибудь, то он делал великое одолжение, снисходя до ответа, отвечая важно и мудрено. Меня как раз должны были спросить по биохимии, причем надо было разобрать весьма сложную реакцию, в результате которой организм человека производил заветные молекулы АТФ — вот я знатока и попросил помочь. Он долго величался, в итоге сообщил, что в результате сложной реакции получится 8 молекул АТФ. Ну, меня и вызвали. Я такой весь из себя гордо выхожу, поизображал мордой лица задумчивость — дескать, в уме посчитал, ага — и говорю — 8 молекул АТФ.

Дальше было пятнадцать минут позора, гоняла меня преподавательница как вшивого по бане. Молекул в результате оказалось — 39!