Стивен Кинг - Дьюма-Ки

Ознакомительный фрагмент

vii

ifsogirl88 to EFreel9

9:05

23 декабря Дорогой папуля!

Врачи мало что говорят, но от результатов операции дедушки я ничего хорошего не жду. Разумеется, всё дело, возможно, в маме. Она ездит к дедушке каждый день, берёт с собой бабушку и пытается выглядеть оптимисткой, но ты ведь знаешь, она не из тех, у кого надежда умирает последней. Я хочу приехать и повидаться с тобой. Я посмотрела расписание авиарейсов, и есть возможность прилететь 26 декабря. Самолёт прибывает в 18:15 по вашему времени. Я смогу остаться на 2 или 3 дня. Пожалуйста, скажи «да»! И ещё я смогу привезти подарки, вместо того, чтобы отправлять их по почте. Люблю…

Илзе.

P.S. У меня есть личные новости.

Размышлял ли я над ответом или руководствовался исключительно интуицией? Не могу вспомнить. Может, ни то, ни другое.

Может, всё решило третье: моё желание повидаться с Илзе. В любом случае ответил я почти сразу.

EFreel9 to ifsogirl88 9:17

23 декабря

Илзе, конечно, приезжай!

Согласуй всё с мамой, и я встречу тебя в аэропорту с Джеком Кантори, моим рождественским эльфом. Я надеюсь, тебе понравится мой дом, который я называю «Розовая громада». Одно условие: ты не поедешь, не поставив маму в известность и не получив её одобрения. Ты знаешь, сколь многое нам пришлось пережить, но теперь, надеюсь, всё позади. Я думаю, ты поймёшь.

Папа.

Она ответила тут же. Должно быть, ждала у компьютера.

ifsogirl88 to EFreel9

9:23

23 декабря

С мамой я уже поговорила, она даёт добро. Я пыталась подбить Лин, но она хочет остаться здесь до отлёта во Францию. Не сердись на неё за это.

Илзе

P.S. Ур-ра! Я так рада!:)

«Не сердись на неё за это». Казалось, что моя If-So-Girl так заступалась за старшую сестру с того самого дня, как научилась говорить. Лин не хочет идти на пикник, потому что не любит хот-догов… но не сердись на неё за это. Лин не может носить такие кроссовки, потому что дети в её классе высокие кроссовки не носят… вот и не сердись на неё за это. Лин хочет, чтобы отец Райана отвёз их на школьный бал… но не сердись на неё за это. И знаете, что самое ужасное? Я никогда не сердился. Я мог бы сказать Линии: я отдаю предпочтение Илзе, потому что здесь от меня ничего не зависит (как человек рождается правшой или левшой помимо его воли), но мои слова если бы что и изменили, то лишь в худшую сторону, пусть я и не кривил душой. Может, именно потому, что не кривил.

viii

Илзе приезжает на Дьюма-Ки, в «Розовую громаду», ур-ра, она так рада, и ур-ра, я тоже рад. Джек нашёл мне тучную даму по имени Хуанита, которая прибиралась в доме дважды в неделю, и я попросил её приготовить спальню для гостей к прибытию дочери. Спросил, не сможет ли она поставить туда какие-нибудь свежие цветы в день после Рождества. Улыбаясь, она предложила нечто, что прозвучало как «розвенский какус». Моему мозгу, уже освоившему ассоциативное мышление, потребовалось пять секунд, чтобы понять, что к чему. И я сказал Хуаните, что рождественский кактус придётся Илзе по душе.

В канун Рождества я перечитывал распечатку первого электронного письма Илзе от 23 декабря. Солнце скатывалось к западному горизонту, оставляя длинный яркий след на воде, но до его захода оставалось ещё как минимум два часа, и я сидел во «флоридской комнате». Высокий прилив перекатывал подо мной ракушки. Звуки эти напоминали и дыхание, и хрипловатый конфиденциальный разговор. Я провёл пальцем по постскриптуму («У меня есть личные новости»), зачесалась моя уже несуществующая правая рука. В конкретном, определённом месте. Зуд начался в локтевом сгибе и по спирали распространился к наружной стороне запястья. Становился всё сильнее, и мне так и хотелось протянуть левую руку и почесать там, где зудело.

Я закрыл глаза и щёлкнул большим и средним пальцами правой руки. Никакого звука не услышал, но почувствовал этот щелчок. Я потёр руку о бок и ощутил, как одно трётся о другое. Положил правую кисть, давно сгоревшую в печи для сжигания отходов больницы в Сент-Поле, на подлокотник стула и забарабанил пальцами. Никакого звука, только ощущение: прикосновение кожи к плетёнке. Я мог поклясться в этом именем Бога.

И тут же мне захотелось рисовать.

Я подумал о «Розовой малышке», но она находилась слишком далеко. Я прошёл в гостиную и взял альбом «Мастер» из стопки, что лежала на кофейном столике. Большую часть необходимого для рисования я держал наверху, но несколько коробок цветных карандашей оставил в ящике письменного стола, вот и прихватил одну с собой.

Вернувшись во «флоридскую комнату» (которая для меня навсегда останется верандой), я сел и закрыл глаза. Прислушался к работе волн подо мной: они поднимали ракушки и выкладывали из них новые картины, и каждая отличалась от предыдущей. При закрытых глазах шорох этот ещё больше напоминал мне разговор: вода шевелила временным языком по земле. И сама земля была временной, потому что, в геологической перспективе, Дьюма не могла просуществовать очень уж долго. Ни один из островов Флорида-Кис не мог: рано или поздно Залив поглотит их и создаст новые, на другом месте. Возможно, вышесказанное относилось и к самой Флориде. Полуостров чуть выступал из воды, словно временно отданный в пользование людям.

Ах, но звук этот так успокаивал. Гипнотизировал.

Не открывая глаз, я нащупал распечатку электронного письма Илзе, провёл по нему подушечками пальцев. Проделал всё это правой рукой. Потом открыл глаза, отбросил распечатку в сторону рукой, которая у меня действительно существовала, положил альбом на колени. Откинул обложку, вытряс на столик, который стоял передо мной, все двенадцать ранее заточенных карандашей «Винус», взял один. Вроде бы я собирался нарисовать Илзе (именно о ней я и думал, не так ли?), но побоялся, что получится ужасно: с того момента, как вновь начал рисовать, я ни разу ещё не пытался изобразить человеческую фигуру. Нарисовал я не Илзе, и получилось не так уж ужасно. Нет-нет, ничего удивительного, и уж точно не Рембрандт (и даже не Норман Рокуэлл[30]), но получилось неплохо.

Я нарисовал молодого человека в джинсах и футболке «Миннесотских близнецов».[31] На футболке был номер 48, но мне он ничего не говорил. В прошлой жизни я, как мог часто, ходил на игры «Миннесотских волков»,[32] но не относил себя к бейсбольным фанатам. Я знал, что светлый оттенок волос молодого человека — не то, что нужно, но имеющиеся в моём распоряжении карандаши не позволяли добиться русого, ближе к каштановому, оттенка. В одной руке он держал книгу. Улыбался. Я знал, кто это. Он и был личными новостями Илзе. Об этом нашёптывали мне ракушки. Когда прилив поднимал их, переворачивал и снова бросал. Обручена, обручена. У неё было кольцо, с брильянтом, он купил его в…