Клайв Баркер - Галили

Глава II

Рэйчел и Галили не вернулись к костру, а расположились на скалах в дальней оконечности пляжа. Море было спокойным, и мерный, ласкающий слух плеск волн помогал Галили исповедоваться в том, что отягощало его память.

— Из дома меня вытащил Наб, — начал он. — Он, наверное, думал, что Цезария хочет меня убить...

— Но ведь она ничего тебе не сделала? Никак тебе не повредила?

— Когда она входила в раж, никто ни от чего не был застрахован. С уверенностью могу сказать только то, что поскольку она меня сотворила, то считала себя вправе исправить эту ошибку и лишить меня жизни. Правда, этой возможностью ей воспользоваться не удалось, ее неожиданно отвлекла Мариетта, а Наб тайком вытащил меня из дома. Я был в бреду в ту ночь, но тем не менее хорошо все помню. Было так жутко брести по болоту и, едва заслышав за спиной какой-нибудь звук, в страхе озираться по сторонам, опасаясь, что она устроила за нами погоню!

— А как отнесся Никельберри ко всему, что увидел? Как ему удалось с этим справиться?

— О, Наб был крепким парнем. Другое дело Чарльз. Для него испытания оказались слишком тяжелы. А вот Наб... Я даже не знаю, как сказать... Он просто брал все, что попадалось ему на пути. А тогда он увидел силу, особенную силу. Ничего подобного он прежде никогда не встречал. И он подумал, что, заполучив меня, станет обладателем частицы этой силы. Словом, помогал он мне не из христианского милосердия. Ему выпала тяжелая жизнь. Он пришел в нее ни с чем. Из войны вышел ни с чем. И вдруг у него появился я. Моя жизнь была в его руках. Разве мог он упустить такую возможность?

— А вы обменивались с ним впечатлениями?

— Да, но позже. Несколько недель я не мог говорить, потому что был очень слаб. Он приносил мне лекарства, которые передавала ему Забрина, и обещал, что останется со мной, пока я не поправлюсь.

— А что он хотел взамен?

— Тогда ничего. Мы вышли на берег моря и прожили в дюнах несколько недель. Там нас не видела ни одна живая душа, поэтому мы были в безопасности. Он построил для нас укрытие. Я лежал там, слушая плеск волн, и силы постепенно ко мне возвращались. Он был моей нянькой. Заботился обо мне. Он меня кормил, обмывал морской водой и слушал мой бред, когда у меня был жар. Он уходил и приносил еду. Одному богу известно, где и как он ее добывал. Сам факт, что он заботился обо мне, уже приносил мне облегчение. Как ни странно, но вспоминать об этом времени мне гораздо приятнее, чем о весьма благополучной жизни в Чарльстоне. Мне казалось, что с моих плеч свалился огромный груз. Будто я излечился от какой-то болезни. У меня было все, что мог иметь человек. Я испытал интимную близость со многими людьми, держал в руках всякого рода красоту. Я так высоко забрался наверх, что, казалось, никогда не смогу спуститься вниз. И вдруг это все осталось позади. Я оказался под открытым небом и ничто не мог назвать своим. У меня не было ничего, кроме моря и времени, чтобы обо всем поразмыслить. Именно тогда я впервые задумался о том, чтобы построить лодку и отправиться в плаванье... Однажды Наб начал мечтать вслух, и я узнал, что у него на уме. И понял, что не все так просто. Что я для него стал другом. По крайней мере, он так думал. Мы собирались вместе работать, когда я поправлюсь.

«Сейчас самое лучшее время развернуться, — сказал он мне. — Если мы приступим к делу вместе, то сможем сколотить хорошее состояние».

— И что ты ему ответил? — спросила Рэйчел.

— Сказал, что не хочу больше иметь дело с людьми. Что сыт ими по горло. Сказал, что мечтаю построить лодку и уйти в море. Я думал, он рассмеется. Но он не рассмеялся, а даже одобрил мою идею. А потом сказал: «Но ты не можешь так просто уплыть и забыть, через что мы вместе прошли. Ты кое-чем мне обязан». Он был прав. Из-за меня он рисковал своей жизнью в Чарльстоне, когда стрелял в братьев Морроу. Рисковал своей жизнью, когда мы бежали из «L'Enfant». Одному богу известно, сколько ужасов ему довелось из-за меня пережить. А когда мы пришли на берег, он ухаживал за мной днем и ночью. Без него и снадобий Забрины я остался бы навсегда калекой, если бы вообще выжил. Что и говорить, конечно, я был у него в долгу. Поэтому я спросил, что бы он хотел от меня получить. И ответ был простым. Он хотел, чтобы я помог ему разбогатеть. Поскольку считал, что возможностей сделать состояние в то время было очень много. В стране шла глобальная реконструкция. Нужно было прокладывать дороги, перестраивать города и кормить народ. И те, кто оказался у истоков этой перестройки — люди, не лишенные ума и не слишком разборчивые в средствах достижения своих целей, — со временем могли превратиться в самых обеспеченных людей в истории Америки.

— И он оказался прав?

— Более или менее. Несколько нефтяных и железнодорожных магнатов к тому времени уже настолько разбогатели, что тягаться с ними никто не мог. Но Наб все продумал. Он был далеко не глупым парнем. И знал, что с его прагматизмом, знанием жизни и пониманием людских потребностей и моей способностью сметать с дороги все препятствия за очень короткое время мы сможем достичь большого могущества. Ему не терпелось взяться за дело. Долгое время он влачил жалкое существование. И жаждал лучшей жизни. Ему было не важно, каким путем он ее достигнет. Главное, что достигнет, — Галили замолчал, вперив взгляд в море. — Он говорил, что я смогу получить свою лодку. Что смогу уплыть в море. Что это будет здорово. Он даже поможет мне найти лодку, самую лучшую. Но прежде я должен был помочь ему. Он хотел иметь жену и детей. Хотел дать им достойную жизнь. И мне показалось это такой малостью, когда я соглашался. Да и вообще, как я мог отказаться после всего, что он для меня сделал? Мы заключили соглашение прямо там, на берегу. Я поклялся ему в честности, а также обещал не обманывать никого из его семьи. Поклялся, пока буду жить на свете, оставаться ему другом, а также другом его семьи.

Представив последствия этого необдуманного шага, Рэйчел ощутила приступ тошноты.

— Думаю, ты уже начала понимать... — сказал Галили.

— Он не сохранил своего прежнего имени...

— Нет, не сохранил. Через пару дней после нашего разговора он пришел на берег в приподнятом настроении. Как выяснилось, он нашел труп или, вернее, то, что от него осталось. Это был труп янки, погибшего далеко от дома. У него в ранце были все документы — все необходимое, чтобы Никельберри стал другим человеком. Сделать это в те времена было совсем не трудно. С того дня он перестал быть Набом. Он стал Гири.

Рэйчел никак не ожидала такого поворота событий, но, подумав, поняла, что все сходится. Корни семьи, с которой ее связывали брачные узы, глубоко увязли в крови и пороке, и неудивительно, что выросшая на такой почве династия отличалась лживостью и бесстыдством.