Энн Райс - Волки на переломе зимы

Ознакомительный фрагмент

Но, видя, что Ройбен не уходит, она смирилась и направилась к двери.

Когда женщина вышла, Ройбен стоял неподалеку и пытался угадать, хорошо ли она видит в тусклом свете, падавшем из окна, огромное волосатое чудовище, какое он представлял собой – скорее зверя, нежели человека, но с человеческим, хотя и искаженным по-звериному, лицом. Дождь сменился мелкой изморосью, которую он почти не замечал. А женщина оказалась по-настоящему бесстрашной.

– А-а, это вы! – сказала она. Приятный голос. И вцепившаяся в нее маленькая девочка указывает рукой и кивает.

– Помогите ей, – сказал Ройбен женщине, сознавая, как грубо и зловеще звучит его голос. – Человека, который издевался над нею, больше нет. Его не найдут. Ни клочка, ни волоса. Помогите ей. Она прошла через страшные мытарства, но помнит и свое имя, и свой адрес.

– Я знаю, кто она такая, – чуть слышно отозвалась женщина и, подойдя ближе, присмотрелась к нему маленькими бледно-серыми глазками. – Это девочка Блейкли. Она пропала еще летом.

– Значит, вы позаботитесь о ней…

– Убирайтесь отсюда, – сказала женщина и погрозила ему пальцем, как огромному непослушному ребенку. – Вас убьют, если увидят. После вашего последнего появления в этих лесах ступить было некуда, чтобы не нарваться на каких-нибудь недоумков с ружьями. На охоту за вами съехались люди со всего штата, если не со всей страны. Так что убирайтесь и чтобы духу вашего здесь не было.

Тут Ройбен против воли рассмеялся, растерянно думая, что, вероятно, производит на обеих дикое впечатление: могучий зверь, покрытый темной шерстью, трясется от смеха и хихикает, совсем как человек.

– Человек-волк, уходи, пожалуйста, – сказала девочка; ее бледные щеки порозовели. – Я никому не скажу, что видела тебя. Скажу, что я убежала. Пожалуйста, уходи, убегай.

– Ты скажешь то, что будешь должна сказать, – ответил он. – Расскажешь, что тебя освободило.

Он повернулся, собираясь уйти.

– Человек-волк, ты спас меня! – крикнула девочка.

Он снова повернулся к ней. Несколько бесконечно долгих секунд смотрел на нее, на ее запрокинутое к нему сильное лицо, на пылающий в глазах огонь.

– Сюзи, с тобой все будет хорошо, – сказал он. – Я люблю тебя, моя дорогая.

С этими словами он кинулся прочь.

Перекинув через плечо окровавленное одеяло, он вломился в густой, ароматный лес и с невообразимой скоростью помчался по плетям ежевики, валежнику и чавкавшим под ногами мокрым палым листьям. Его душа парила в заоблачных высях, а тело добавляло милю за милей к расстоянию, отделявшему его от захолустной церквушки.

Через полтора часа он упал, измученный, в постель. Его никто не заметил, в этом он был уверен. Тем не менее его грызла совесть – ведь он не спросил разрешения ни у Феликса, ни у Маргона и сделал именно то, от чего Почтенные джентльмены совсем недавно предостерегали его и Стюарта. И все равно его душа ликовала, и он наконец-то устал по-настоящему. О том, виноват он или нет, он думать сегодня не собирался. Уже засыпая, он услышал где-то вдалеке, в ночи тоскливый вой.

Сначала он решил, что это ему приснилось, но вой повторился.

Кто угодно решил бы, что это волк, но он-то знал, что это не так. Совершенно точно – это выл морфенкиндер, и в его голосе слышались горестные интонации, которые не смог бы воспроизвести ни один зверь.

Он сел. Ему никак не удавалось определить, кто именно из морфенкиндеров издал эти звуки и почему.

Звук раздался вновь – продолжительный заунывный вой, от которого на руках Ройбена снова полезла шерсть.

Волки воем переговариваются друг с дружкой, так ведь? Но мы же на самом деле вроде бы не волки… Мы и не люди, и не животные. И кто же из нас стал бы издавать такие странные тоскливые звуки?

Он снова опустил голову на подушку, избавился от шерсти и попытался отрешиться от окружающего мира.

И снова услышал тот же вой – чуть ли не скорбный; его, кажется, переполняли боль и мольба.

В последний раз Ройбен услышал вой, когда почти заснул и окунулся в сновидения.

Он видел сон. Сон, от которого он даже во сне пришел в растерянность. Он увидел Марчент в каком-то доме среди леса, старом доме с ярко освещенными комнатами, полными людей, которые то и дело входили и выходили. Марчент, непрерывно рыдая, разговаривала с теми, кто окружал ее. Она безостановочно плакала, и Ройбен не мог вынести страдания, звучавшего в ее голосе, написанного на ее запрокинутом лице, когда она, бурно жестикулируя, разговаривала с этими людьми. А те, похоже, не слышали ее, не обращали на нее внимания и не желали ей отвечать. Он не мог ничего разглядеть толком. Потом Марчент вскочила, ринулась прочь из дома и побежала босиком, в разорванной легкой одежде, по холодному мокрому лесу. Колючие кусты царапали ее босые ноги. А вокруг нее угадывались в темноте расплывчатые, теневые фигуры, которые постепенно догоняли ее. Ройбен не мог вынести этого зрелища. Он бежал следом, и ему было очень страшно. Потом картина изменилась. Она сидела на краю кровати Феликса, той самой кровати, в которой они когда-то спали, и снова плакала, а он что-то говорил ей, но что – сам не знал; все происходило так быстро, что он чем дальше, тем меньше понимал, а она говорила: «Я знаю, знаю, но не знаю как!» А он чувствовал, что не может больше переносить эту боль.

Когда он проснулся, в окно вливался серый, холодный, как лед, утренний свет. Сновидение рассыпалось, будто было сделано из быстро тающей наледи на оконных стеклах. В памяти вновь возник образ девочки, маленькой Сюзи Блейкли, а следом за ним неприятная мысль о том, что ему придется держать ответ за сделанное перед Почтенными джентльменами. Интересно, эта история уже попала в новости? «Человек-волк вновь наносит удар». Он неохотно выбрался из кровати и, вернувшись мыслями к Марчент, поплелся в ванную.

7

Вызовы на своем телефоне он проверил, только когда начал спускаться по лестнице. Там оказались текстовые сообщения от матери, отца и брата – одинаково короткие и слово в слово совпадающие одно с другим: «Позвони Селесте».

Интересно, что же ей все-таки надо?

Еще не дойдя до кухни, он услышал непривычные звуки, как будто Феликс и Маргон спорили. Нет, пожалуй, не просто спорили, а ругались друг с другом на незнакомом Ройбену древнем языке и заметно повышенных тонах.

Замешкавшись в дверях, Ройбен убедился, что так оно и есть. Побагровевший Маргон чуть слышно, но яростно втолковывал что-то откровенно разъяренному Феликсу.

Ройбену стало страшно. Он понятия не имел, что происходит, но счел за лучшее повернуться и уйти. И раньше он не мог выносить, когда Фил и Грейс начинали по-настоящему ссориться, и, положа руку на сердце, вообще не переносил чьих-то ссор в своем присутствии.