Стивен Кинг - ОНО

— Кларенс не хочет давать интервью Майку, Рик. Не хочет давать интервью Бобби Расселлу. Не хочет давать интервью мне. Кларенс — большой приверженец Бьюфорда Кисдрайвела и Уайатта — «смерть школярам». Он хочет дать интервью тебе, дружище. И у меня нет ни малейшего желания общаться в студии с разъяренным 250-фунтовым саксофонистом, создающим больше шума, чем целая футбольная команда.

— Не уверен, — возразил Рик. — Я полагал, что интервью должно быть с Кларенсом Клемонсом, а не с Китом Муном.

На линии возникла пауза. Рик терпеливо ждал.

— Но ты ведь не всерьез? — наконец выдавил Стив. — Если у тебя при смерти мать или обнаружилась опухоль мозга… По-моему, это просто предательство, — добавил он жалобно.

— Я должен ехать, Стив.

— Твоя мать больна? Она ожидает разговора с Богом?

— Она умерла десять лет назад.

— Мозги в порядке?

— Да. И прямая кишка тоже.

— Это не смешно, Рик.

— Я и не думал смеяться.

— Ты ведешь себя как дикарь; мне это не по душе.

— Мне тоже не по душе, но ехать надо.

— Куда? Почему? Что стряслось? Можешь, наконец, объяснить?

— Мне позвонили. Один из тех, кого я знал много лет тому назад. Из другого города. Там что-то случилось. А я обещал. Мы все поклялись вернуться, если что-то произойдет. Я полагаю, что произошло.

— О чем ты, Рик?

— Пока не могу сказать. — «Конечно, ты бы счел меня сумасшедшим, скажи я правду: не помню».

— И когда ты дал эту злополучную клятву?

— Много лет назад. Весной 1958.

Последовало затяжное молчание; до Рика дошло, что Коваль пытается понять, не рядится ли Тозье в тогу одного из своих Голосов-персонажей, или же у него просто легкое помешательство.

— Ты был ребенком, — неуверенно произнес Стив.

— Одиннадцать лет. Шел двенадцатый.

Опять пауза.

— Ну хорошо, — откликнулся наконец Стив. — Я сдвину график, запущу вместо тебя Майка. Позвоню Чаку Фостеру и попрошу сделать несколько перестановок. Думаю, что это обойдется мне в вечерок в китайском ресторане: мы с ним немало пережили. Но тебе эту свинскую выходку я припомню, Рик.

— А брось ты, — протянул Рик, у которого усиливалась головная боль. Он знал что делает; какого черта Стив принимает его за слабоумного? — Мне и нужно-то всего несколько дней. Ты оглянуться не успеешь, как я вернусь.

— Несколько дней для чего? Собираешься на съезд молокососов в Шитхаус-Фолс, Северная Дакота, или в Пусихэмп-Сити, Западная Виргиния[9].

— Я полагал, что Шитхаус-Фолс в Арканзасе, — произнес Бьюфорд Кисдрайвел величественным тоном, но Стива это не отвлекло.

— Вся работа псу под хвост из-за какой-то клятвы, данной в одиннадцать лет зеленым юнцом. Боже праведный, какие могут быть клятвы в этом возрасте! Ладно, Рик, не в этом дело. Ты знаешь: у нас не страховое агентство, не юридическая контора. У нас шоу-бизнес, где все не так просто, и ты, сукин сын, знаешь это. И если ты берешь у меня неделю, значит, я должен держать в одной руке телефон, в другой — пузырек с валерьянкой. Ты размазываешь мои яйца по стене, засранец, так не вешай хотя бы лапшу на уши!

Голос Стива поднялся до крика, и Рик прикрыл глаза.

— Я тебе припомню это, — прошипел напоследок Стив. Да, Рик вполне допускал такое. Но вот насчет клятв в одиннадцатилетнем возрасте он не согласен. Только Рик никак не мог — а может, не хотел? — вспомнить, что это была за клятва. Но что это было всерьез — несомненно.

— Стив, я должен.

— Да, так и я тебе говорю: отправляйся. Скатертью дорожка. Проваливай, предатель.

— Стив, это… — Но Стив повесил трубку. Рик, с сожалением взглянув на аппарат, сделал то же самое. Но телефон зазвонил снова; не снимая трубку, он подумал, что это опять Стив, вконец раздосадованный, и будет разговор на повышенных тонах. Этого ему не хотелось, и посредине зуммера он выдернул телефон из розетки.

Достав с антресолей пару чемоданов, он принялся запихивать в них необходимый гарнитур — джинсы, рубашки, нижнее белье, носки, неосознанно набивая чемоданы молодежной одеждой.

Рик приподнял черно-белую фотографию, закрывавшую солидный кусок стены, — под ней был встроенный сейф. Он открыл сейф, сдвинул в сторону бумаги: купчую на дом, страховку (дом был сделан из добротной древесины из Айдахо; увидев Рика, брокер буквально вынудил его купить дом). Иногда его посещала мысль, что он почти богатый человек. Благодаря рок-н-роллу и… Голосам.

Дом, акры, опоры, страховка, даже копия его завещания. «В этой куче бумаг — вся твоя жизнь». Порой ему хотелось схватить все это и поджечь — всю эту непристойную комбинацию причин и людей-которые-принимают-подарки-и-выдающих-свидетельства-имеющие-право-на-вознаграждение. И он мог бы это сделать. Были моменты, когда содержимое сейфа теряло для него свою значимость. Потом он ужасался, как же легко спустить целый кусок жизни в мусоропровод. Сгребаешь в кучу, и… начинаешь новую жизнь.

За бумагами лежало действительное богатство. Наличность. Четыре тысячи долларов в купюрах по 10, 20 и 50. Вынув их и спрятав в карман джинсов, он ухмыльнулся, подумав, что никому невдомек, как они туда попадали. 50 баксов в один месяц, 120 в другой, а потом, может быть, только 10. Богатство, собранное по крупицам… Деньги для новой жизни.

— Тоскливо, старина, — произнес Рик, вряд ли сознавая, что говорит. Он бессмысленно взирал на пустынный пляж через широкое окно: ушли мальчишки с сёрфами, ушли молодожены (если это были они).

Да, док, вот оно и вернулось. Помнишь, к примеру, Стэнли Уриса? Держу пари, что помнишь. И должен помнить, как его называли мы и парни постарше. Стэнли Писун… «Эй ты, Писун! Сраный христоубийца. Куда пошел? Чесать языками со своими хреновыми дружками?»

Закрыв дверцу сейфа, он водворил фотографию на место. Когда же в последний раз всплывало в памяти нечто, связанное со Стэном? Лет пять тому назад? Десять? Двадцать? Рик с семьей покинул Дерри весной 1960, и как же быстро память стерла лица ребят из их компании — жалкой кучки бродяжек со своим пристанищем в Барренс[10] (весьма забавное название для клочка земли с буйной растительностью). Во что только они не играли: и в исследовательскую экспедицию, и в десант, высаженный на атолле в Тихом океане, чтобы разбить японцев; они были попеременно строителями плотины, ковбоями, пилотами… Игры были самыми различными, но ни для кого из них не было секретом: игры в Барренс являлись хорошим средством скрываться от преследования Генри Бауэрса, Виктора Крисса, Белча Хаггинса и остальных. Однако компашка у них подобралась та еще: Стэн Урис со своим еврейским носом; Билл Денборо, из-за своего заикания внятно произносивший лишь «Хейо, «Сильвер»!», и это чертовски раздражало; Беверли Марш, вечно в синяках и с сигаретами, спрятанными в рукаве блузки; Бен Хэнском — очеловеченный вариант Моби Дика и, наконец, Ричи Тозье в сильных очках, с уровнем знаний выше среднего — просто кладезь мудрости и с физиономией, которая явно «кирпича просит». Как можно было определить эту разношерстную команду? Оказалось, можно. И они создали «Клуб беглецов».