Майк Барон - "Эй-бой"

На вершине мира, черт побери!

Уличный панк с костлявой задницей, на которой мешком болтались штаны, и в майке с надписью «Задержанное Развитие» катился на скейтборде, выбирая путь между трещинами асфальта. Чертов рыжий ниггер, даже нельзя понять, к какой расе принадлежит, дворняга беспородная. Ричи сделал вид, что уступает дорогу, а потом, как только мальчишка оказался рядом, резко ударил ногой по носу доски, отправив маленького засранца в горизонтальный полет.

Мальчишка не промедлил ни секунды. Вскочив, он подхватил свое транспортное средство и ринулся вперед по улице, потом бросил доску на асфальт, прыгнул на нее и помчался дальше, сделав Ричи фигу через плечо.

«Дэн Данн» располагался на углу улиц. Это было заведение голубовато-серого цвета с желтыми витринными рамами по обеим сторонам угловой входной двери. Многолетняя грязь довела желтизну до цвета старого школьного автобуса. Внутри воняло пивом и сырым деревом. Самым ярким источником света были лампочки игровых автоматов. Кроме того, на стене за баром светилось огромное панно, изображающее шестерку клайдесдайльских тяжеловозов, волочащих куда-то вдаль идиотский фургон.

Музыкальный автомат играл «Нирвану». Даже здесь никуда не деться от этого омерзительного тошнотворного дерьма. Ричи бы с удовольствием лично помог Курту Кобэйну найти вену. И засандалил бы ему такую дозу, чтобы тот заткнулся навеки. «Белая Ярость» была эй-группой,[4] и даже при том, что стиль «эй» вырос из традиций британского панка, в равной степени его происхождение связано с хэви-метал. Единственное, в чем этим паршивым металлюгам надо отдать должное, — играть они умели. Они не просто бренчали на гитарах. Не просто валяли бит. Все ноты была чертовски точны, словно заклепки, проштампованные на конвейере. Так играли и в «Белой Ярости». «Тяжелый металл» с идеей, сделано в Америке.

Гаррик, одутловатый бармен с бородкой под Эррола Флинна и ирландским акцентом, спросил, чего он хочет.

— Бокал пива. Видел Марва? — Марв поставлял наркоту. Одно пиво — это ерунда, не поможет.

— Да, друг. Жду его вскоре. — Гаррик любил напускать заговорщицкий вид и время от времени намекать, что имеет какое-то отношение к ИРА.

Выдув содержимое бокала одним глотком и попросив следующий, Ричи огляделся. У стойки бара — трое завсегдатаев, в кабинке — два дохляка с трубками, играющие в шахматы. Еще парнишка, только что со стройки — это можно было понять по заляпанным землей ботинкам и поясному ремню с инструментами, перекинутому через спинку стула.

Ричи вытащил из кармана скомканную зелень. Восемь баксов. Едва хватит, чтобы расплатиться в баре, не говоря уж о декседрине, который нужен, чтобы продержаться весь вечер. И обязательно немного чудесного Белого Китайца,[5] чтобы унять нервы. К тому времени, как Марв приземлился на соседнюю табуретку, у Ричи осталось три бакса.

— Друг мой! — воскликнул Ричи, обмениваясь с ним рукопожатием Белой Силы. Марв был дармоедом и пижоном, но знал, где раздобыть правильный крэнк.[6]

Марв носил бандану, чтобы грязные лохмы не закрывали лицо. Нос его, в два раза больше нормального, был красным и мокрым. Он был похож на крысу.

— Что хочешь, брат? — Глазки-бусинки, посверкивая, глядели куда угодно, только не на Ричи.

— Марв, я децл на мели. Можешь одолжить мне пяток белых и шарик Китайца? Расплачусь попозже.

— Что значит попозже, брат? Я деловой человек. У меня есть обязательства.

— У меня сегодня концерт в клубе. Придешь?

— А как же! Сколько у тебя есть?

Ричи показал ему три бакса. Марв вытер нос, стараясь выглядеть не очень противно.

— Скажу тебе так, брат. Я тебе даю сейчас один белый крест, ты мне трояк, а потом найдешь меня в зале. У тебя бабки — у меня крэнк.

До концерта оставалось добрых два часа. Но у Ричи появилась идея. Все было не так безнадежно. Не глядя, он закинул в рот белый крест и запил его большим глотком пива. Сердце начало возвращаться к нормальному ритму, глаза немного раскрылись. О да, сила снова вернулась к нему. Пальцы сжались, словно в руках уже появилась его бас-гитара, и он бессознательно начал имитировать ритм, доносящийся из углового «Вюрлитцера». Проблема лишь в том, что какой-то задрипанный хиппи играл «Флитвуд Мэк».

«Флитвуд Мэк»! Нет, Ричи пора сматываться отсюда, пока Стинг не запел про влажные тропики. Еще один скандал в «Данне» — и дорога сюда ему будет заказана.

Стемнело. На улице моросил дождик, неся с собой запах моря и гнилой рыбы. Чтобы попасть в зал, Ричи надо пройти три длинных паршивых торговых квартала. Одежда со скидкой, подержанная мебель, уничтожение насекомых, заправка газовых баллонов, бодега[7] — единственное заведеньице, что еще работало, и пять-шесть витрин, закрытых металлическими жалюзи, раскрашенными бандитскими граффити. Ричи и сам приложил руку к этим украшательствам, перекрыв жалкие каракули местного отделения офиса «Лос-Анджелес Крипс»[8] символом Белой Силы.

Кто-то сорвал расклеенные им вчера плакаты с рекламой концерта «Белой Ярости». Дебилы. Вам еще в джунглях с обезьянами жить. Ричи очень хотел загнать их всех в джунгли — в этом и смысл белой силы.

Мелкие огоньки плясали на периферии зрения. Уличные фонари отражались в бусинках влаги, ровным слоем покрывших асфальт тротуара. Он миновал бодегу по другой стороне улицы, краем уха услышав испанскую речь и чей-то смех. Чертовы латиносы, почему они не хотят учить американский, если тащатся сюда и нахлебничают на пособиях?

За бодегой улица начинала спускаться к бульвару Хамфри. Там можно подсесть на автобус, идущий по Амстел-авеню, и доехать до зала. В сотне ярдов впереди, под стальным навесом, обрамляющим вход в слесарную мастерскую, кто-то играл на гитаре. Ричи не мог поверить своим ушам. Какой безмозглый идиот мог петь под дождем в безлюдном переулке?

Удивительно, но у него были слушатели. Даже на таком расстоянии и под дождем Ричи мог различить длинные волосы, конские хвосты, кожаную куртку с бахромой и прочие тряпки парочки хиппи, на тридцать лет застрявших во времени. Он услышал звук бросаемых ими монет в раскрытый чехол гитары уличного музыканта и его невнятное «спасибо». Они двинулись дальше и вскоре исчезли за углом.

Певец продолжил, несмотря на то что остался один. Он исполнял ту самую сопливую хиппи-фолк-дерьмовую музыку, при звуках которой у Ричи всегда начинали чесаться кулаки. Порой он думал, что неплохо было бы отодрать в зад Шинейд О'Коннор, но перед этим он бы заставил ее натянуть парик.

Ричи подошел ближе. Певец поднял голову и явно впервые его увидел. Болван улыбнулся, словно специально стоял тут и ждал, чтобы петь свои песенки кому-нибудь типа Ричи. В бледном и рассеянном свете углового фонаря Ричи смог разглядеть худощавого юношу с длинной кучерявой гривой волос, усами в стиле Запаты, в мексиканской крестьянской рубахе, мешковатых штанах, которые заканчивались над щиколотками, и гуарачи.[9] Кожа лица его имела оливковый отгенок. Ричи не мог понять, к какой расе он принадлежит и откуда мог прибыть. Может, имеет смысл спросить у него грин-карту.[10]