Степан Ставрогин - Рыцари ада

— Возьми же меня, наконец, — простона ла она, — я не могу больше ждать!

Когда молодой человек овладел ею, Лиза вскрикнула и изогнулась. Они любили друг друга в красном свете фонаря на полу старого замка, как только могут любить мужчина и женщина, молодые, красивые и неистовые.

Во время этого акта любви пустыми и мелочными казались все прочие, оставшимися за стенами заботы. Где-то далеко остались верная боевая подружка Алка и бывший сослуживец, а теперь компаньон Андрей Берестов. Страсть буквально била ключом из Лизы, она кусала партнера за соски, царапала ему плечи, яростно извивалась под ним, словно выкачивая все жизненные соки до последнего.

Ближе к полуночи, насытившись, любовники лежали, тесно прижавшись друг к другу.

Тихо играло радио. Иван лениво курил, на-, блюдая за поднимающимся вверх дымом, Лиза дремала. По радио передали время. Полночь

Вдруг раздались глухие удары колокола. Лиза резко села.

— Ты слышал? Что это было?

Она непроизвольно заговорила шепотом. Иван тоже прислушался, но звуки не повторились.

— Не знаю, — ответил он. — Возможно, порыв ветра. Или молния ударила в колокольню.

— Но гроза уже давно кончилась. И… как здесь мог сохраниться колокол за столько веков… Я не видела никакой колокольни…

— Я тоже, но никто же не может запретить человеку вешать колокола, где ему взду… — Тс-с-с…

Медленно текли минуты. Иван снова прикурил и предложил сигарету Лизе. Тут в дверь постучали. Три раза. Словно кто-то умолял впустить его.

Лиза снова легла и поправила одеяло на груди. — Там снаружи кто-то есть!

Иван Золотое что-то недовольно проворчал, натянул штаны и взял в руки лампу. Интересно, кто это может стучаться в такое позднее время в заброшенный замок? Он приблизился к воротам. В двери был глазок, прикрытый маленькой деревянной заслонкой. Иван приоткрыл ее, посветил фонарем и…

На него дохнуло замогильным холодом и смрадом. Нечто ледяное, словно ворох снежинок коснулось его кожи и вновь пропало. В это мгновение раздался голос.

Тонкий и печальный, он выводил тягучую заунывную мелодию на непонятном языке. Шорох дождя и завывание ветра странным образом вторили этому голосу. Он обернулся и обомлел. В зале появилось освещение. Зажглись несколько факелов в разных концах залы, и по лестнице в дальнем углу стали спускаться фигуры в черных балахонах. Песня продолжалась, и фигуры (их было одиннадцать, Иван посчитал) разбредались по залу, становясь каждая по углам выложенной камнями на истертом полу звезды.

На второй день пути стало ясно, что они заблудились в пустыне, и мучительная смерть отряда от голода и жажды — это лишь вопрос времени. Молодые рыцари, отпрыски лучших родов Англии, Италии, Франции, Германии, они стремились присоединиться к армии крестоносцев. Не желая дожидаться каравана, который привел бы их в стан Готфрида, старший из них флорентиец Доминико нашел где-то в портовом кабаке смуглокожего пройдоху, который согласился за сто золотых провести их по пустыне. И мало того, что завел черт-те знает куда, так еще и в самую пасть к разбойникам. Юные рыцари доблестно разогнали малочисленную шайку бедуинов, но сами остались наедине с пустыней.

На пятый день начали падать лошади. Положение усугубилось еще и тем, что запасы пищи быстро подошли к концу, и вскоре единственной едой стала лошадиная кровь, отворяемая из жил по мере дальнейшего пути. Солнце палило нестерпимо.

И когда последняя лошадь пала под Доминико, он громогласно изрыгнул хулу. Услышавшие это юноши перекрестились.

— Опомнись, Доминико, что ты несешь? Как смеешь ты гневить Господа нашего?

— Он не мой Господь! — в исступлении орал Доминико. — Господин милосерд к рабам своим, он кормит их и не губит их зазря. А он ничем не хочет помочь нам! Братья, мы же все с вами праведники! Среди нас есть и такие, кто еще ни разу не грешил с женщиной! Мы ведь пришли сюда ради того, чтобы служить Ему, а Он…

— Остановись, брат мой! — закричал его младший брат Паоло. — Раскайся, ты еще можешь спасти свою душу!

— Душу? Мою душу? Раз она Ему не нужна, Он ее не получит! Лучше я отдам ее Сатане, может, хоть тот что-то заплатит.

— Братья! — плачущий Паоло кинулся к своим юным соратникам-побратимам. — Молитесь за его душу! Умоляйте его отречься от своих подлых словес, ибо подобная ересь ввергнет всех нас в вертеп Сатаны.

— Вот уже ровно неделя, как я взываю к Господу, и Он еще не расщедрился ни на каплю воды, — проворчал юный сэр Джеффри из Хартфорда. — Клянусь, если Сатана поднесет мне сейчас кружечку эля, я стану его верным вассалом.

— Ты сказал! — воскликнул Доминико, торжествующе ткнув в него пальцем. Затем он воткнул свой длинный двуручный меч в песок. — Я предлагаю ввиду того, что Господь Бог бросил нас на произвол судьбы, и гибель грозит всем нам, отслужить черную мессу Сатане.

— А если и это не поможет? — опасливо спросил юный Людовик из Шартра. — Тогда всем нам навеки веков предстоит гореть в аду?

— А разве песчаная сковородка, на которой ты сейчас поджариваешься, лучше? — обрушились на него друзья. — Давай, Доминико, рассказывай, что для этого нужно?

— Одна старая ведьма, которая стряпала для моего папаши яды, рассказала, что для этого надо поклониться черному козлу и принести ему в жертву девственницу…

Над крошечным отрядом повисло тягостное молчание — ни того ни другого у них не было.

— Одна ведьма из Корнуолла, — вставил сэр Джеффри — говорила мне, что друиды служат свои черные мессы перед перевернутым распятием в полночь, читая «Отче наш» наоборот. — Это как еще наоборот?

— Ну, не «pater noster», а «retson retap» и так далее.

— Ну, это несложно…

Уж что-что, а это-то все знали назубок.

— Мы должны пропеть это хором! — вдруг серьезно сказал толстый Ганс из Мемеля. — Иначе молитва не дойдет. Кроме того, неясно, читать молитву с конца или с начала, но переви рать каждое слово.

Обычно они молились перед вонзенными в землю мечами, но теперь пришлось врыть их в землю рукоятями вниз. Были сорваны и перевернуты нательные крестики, плащи с красными нашитыми крестами были брошены под ноги.

В разгар приготовлений Паоло вдруг бросился бежать, но Доминико догнал его и пинками принудил встать на колени перед перевернутым мечом.

— Если ты тут же при мне не отречешься от Христа, — заорал брат, — я тотчас же при несу тебя в жертву Сатане, тем более что мне доподлинно известно, что ты еще девственник.

Паоло было страшно смотреть на брата. Доминико шатало, у него мутилось в голове от голода и жажды, как, впрочем, у каждого из них.

— Читай «Отче наш» задом наперед! — настаивал брат. — Читай, или я тут же вырву из твоей груди сердце.