Наиль Измайлов - Убырлы

Я уставился на Ильсияшку. Она снова взглянула на меня, мельком улыбнулась, завжикала молнией, но поняла, что я так и пялюсь. Подняла брови и вопросительно посмотрела в ответ.

И как это понимать, интересно? Лилька, между прочим, тоже таращилась, но хоть по этому поводу сомнения меня не терзали. И впрямь болею. Я отвел взгляд, уперся в блестящий замочек и шею, очень белую, поспешно отвел взгляд еще раз, откашлялся, собираясь сказать что-нибудь спасительно смешное, но не успел. Синее плечо Ильсияшки пошло бугорком. Я испуганно моргнул, не сообразив, что это не плечо и не выскочивший вдруг из шва пучок ниток. Просто в конце коридора мелькнуло что-то того же цвета, что и костюм Ильсияр.

Не что-то, вернее, а кто-то.

— Щас, — сказал я и быстро пошел туда.

За спиной, кажется, хмыкнули, но это как раз пофиг. Да и все пофиг — потому что я не успел.

Не было никого в конце коридора. Я сунулся на лестничную площадку, послушал, посмотрел сквозь перила вверх-вниз и вернулся в отделение. Потоптался там, убедился, что в противоположном конце все рассосались, и юркнул в комнату сестры-хозяйки. Дверь была приоткрытой.

Я громко кашлянул, осматриваясь. Кладовка была пустой — в смысле народу не было, вещей-то было полно, побольше, чем в прошлый раз.

Я на всякий случай заглянул в шкафы, прошелся вдоль стены, раскачивая висящие на стене куртки, и у окна замер. Там опять висела моя куртка. И под ней лежали остальные вещи: штаны, кофта, шапка и футболка, все аккуратно сложенное поверх кроссовок.

Как я их в прошлый раз не заметил. Или их не было в прошлый раз? Точно, не было, тетя Таня же кроссовки мне в РКБ отдельно притаскивала. Кто-то попозже комплект сформировал, но трусы спер. Да подавись ты ими.

Но был, был какой-то прошлый раз, когда я так зашел — а меня ждет моя вещь. Я потер лоб и нос, отгоняя неожиданный запах сена и чего-то едко-гадкого до слез, и огляделся, чтобы понять, откуда так прет. Запах ушел. Послушный какой. Надо взять на вооружение это потирание носа. И одежду тоже взять надо. Мало ли.

Я взял одежду и побрел в палату, все еще пытаясь вспомнить что-то — что-то дико важное. Народ то ли засел завтракать прямо в раздатке, то ли разбежался по палатам с удвиительной скоростью. Коридор был пуст, одна тетя Таня стояла, грозная такая. Вывернулась из холла со столом и смотрела на меня сурово. Чего ей надо-то опять.

— Измайлов, — сказала она. — Подойди-ка сюда.

А сама развернулась, ушла к столу и воссела там, как директор. Штатив для капельницы торчал рядом с ней, как знамя трансформеров.

Я остановился и посмотрел на нее.

— Чего встал, подойди-подойди.

— Так я подошел, вы здесь стояли, когда звали, — сказал я, начиная закипать.

Что она себе думает, промывательниц начальник? Напугать хочет? Тогда пусть нормально пугает, а то я подготовиться не успеваю.

— Измайлов, подойди, — сказала тетя Таня гораздо громче и стукнула по столу карандашом, который взяла зачем-то.

Я подошел, но не потому, что испугался.

— Ты, Измайлов, окончательно страх потерял, что ли?

Тут мне смешно стало. Смешно и все. Как я мог потерять страх, если я его нашел по-настоящему сравнительно недавно, и был этому совершенно не рад. И тут здрасьте, такие наезды.

— Ты чего заулыбался? — ласково спросила тетя Таня. — Тебе неприятности нужны, настоящие?

Я перестал улыбаться, подумал и спросил:

— Тетя Таня, вы меня сейчас о каких-то опасностях предупредить хотите, или просто пугаете?

Она откинулась на спинку стула и воскликнула:

— На него посмотрите, а?

Я огляделся, заподозрив, что вокруг незаметно собралась толпа зрителей, которая почему-то смотрит мимо меня. Не было никого. А тетя Таня продолжала:

— Мало того, что нарушает все подряд, герой, понимаешь, так еще и дурачком прикидывается!

Я чего-то растерялся и разозлился, а поэтому заговорил сквозь зубы, чтобы слова прошли сковзь распирающую щеки ненависть и глупые встречные слова:

— Слушайте, когда я дурачком прикидывался? Чего вы наезжаете-то? Вы же лечить должны, а не обзываться и не пугать.

— Должны мы ему! Это ты нам должен, миленький мой.

— Да? — удивился я.

— Да! Должен как раз лечиться, слушаться, вести себя нормально. А ты что делаешь?

— А что я делаю?

— Слушай, Измайлов, не нарывайся. Ты зачем одежду взял?

— Так моя же одежда.

— Мало ли что твоя. Ты в больнице лежишь, изволь болеть. Я больше за тобой по всей территории бегать не буду. Чего киваешь?

— Не бегайте.

— Измайлов. Измайлов. Не нарывайся.

— Да чего не нарывайся, где я нарываюсь-то? — заорал я, и орал что-то еще, уже почти не соображая и не сдерживаясь.

Пацана нашла, тоже мне. Я себе и другим пацанам пацан, а ей я человек, мужчина, и на меня наскакивать не надо, отскакивать придется, и, может, на копчик и с хрустом.

Я перевел дыхание и обнаружил, что тетя Таня встает с торжествующей улыбкой — такой, будто я подбородок открыл, а у нее как раз рука в замахе.

— Ты не взрослый и не здоровый, мальчик мой, — пропела она. — Ты больной, психически. Орешь тут, буянишь. Сейчас тебя феназепамом обколют, в психиатрическое переведут — и там вот права качать будешь.

— Не переведут, — сказал я, отступая. В психиатрическое мне было никак нельзя. Мама с папой расстроятся, да и вообще. — Сама в дурку ложись, не докажешь ничего.

— Я-то? — она искренне рассмеялась. — Я-то докажу. Да и чего доказывать — вон, камера все снимает, там весь твой диагноз пишется.

В углу под потолком и впрямь висела камера, чуть побольше вебки. Я перевел взгляд на тетю Таню. Она торжествующе улыбалась. Как победивший враг. А я успокоился. Нет, не так. Не успокоился, а точно в холодную ванну резко сел — она холодная, а кожа и кровь закипела, и мир стал шире и четче.

Я бросил одежду на пол и шагнул к столу. Тетя Таня отшатнулась. Я, не обратив на нее внимания, подхватил штатив капельницы, в два шага унес его в угол, прислонил к стене, сделал еще два шага — уже по штативу, не знал, что так умею, дотянулся до камеры, сдернул ее одним движением, провода только щелкнули, съехал на пол, едва не выворачиваясь из тапок, но ступая в свои следы, — их не было, но я-то помнил, как шел, — вернул штатив на место и сказал тете Тане, которая все еще смотрела в угол, поднеся зачем-то руки ко рту:

— Больше не пишется.

Поднял одежду, сунул добычу в карман и пошел в палату. Надо было переодеться и уйти, пока и впрямь санитары с уколами не набежали.

Часть третья

Не скучай

1