Стивен Кинг - Ученик дьявола

— А этот Френч, — сказал он, постукивая пальцами по письму. — Он общается с твоими родителями?

— Он? — Тодд протянул слово с подозрением. — Отец с матерью не бывают нигде, куда бы он даже теоретически смог попасть.

— А он встречался с ними по делам школы? Вообще с ними беседовал когда-нибудь?

— Нет. Я всегда был одним из лучших в классе. До сегодняшнего дня.

— То есть, что ему о них известно? — сказал Дуссандер, мечтательно глядя в свой стакан, который был уже почти пуст. — Да, он знает о тебе. У него, конечно, есть записи в твоем личном деле. Начиная с драк в детском саду. Но что он знает о них?

Тодд убрал ручку и флакончик пятновыводителя.

— Да, он знает, как их зовут. Возраст. Он знает, что мы принадлежим к Методистской церкви. Мы не часто там бываем, но он об этом знает, это указано в анкетах. Он должен знать, кем работает отец, это тоже в анкетах. То есть, он знает то, что мы каждый год пишем в анкетах. И я уверен, что это все.

— А мог бы узнать о том, что у тебя дома не все в порядке?

— Что вы имеете в виду?

Дуссандер поболтал остатки виски в стакане.

— Скандалы. Драки. Отец спит на раскладушке. Мать слишком много пьет. — Его глаза заблестели. — Назревает развод.

Тодд возмутился:

— Ничего такого не было! Не было!

— Я и не говорил, что было. Но подумай, пацан. Предположим, что у тебя дома все, как говорится, летит ко всем чертям.

Тодд взглянул на него, нахмурившись.

— Ты будешь переживать из-за этого, — продолжал Дуссандер. — Сильно переживать. Потеряешь аппетит, будешь плохо спать. И самое печальное, что пострадает твоя учеба. Правда? Это очень плохо для детей, когда дома проблемы.

В глазах мальчика мелькнуло понимание и еще что-то, похожее на тупую благодарность. Дуссандер был вознагражден.

— Да, это печально, когда семья на грани развала, — величественно сказал Дуссандер, наливая еще виски. Он уже был крепко пьян, — Дневные телесериалы это подтверждают. Колкости, ругань и ложь. Но хуже всего боль. Боль, мой мальчик. Ты не представляешь, через какой ужас проходят твои родители. Они так поглощены своими проблемами, что на сына у них времени не остается. Что его проблемы по сравнению с их неприятностями, так? Когда-нибудь, когда шрамы уже затянутся, они снова окунутся в дела своего сына. Но сейчас, единственная уступка, которую они могут сделать — попросить доброго дедушку мальчика сходить в школу к мистеру Френчу.

Глаза Тодда разгорались все ярче и ярче, пока не стали почти пылающими.

— Может сработать, — бормотал Тодд. — Может, да, может сработать, может, — оборвал он на полуслове. Вдруг глаза снова потухли. — Нет, не выйдет. Вы на меня совсем не похожи, нисколько. Калоша Эд не поверит.

— Чепуха! Чушь собачья! — закричал, вскакивая Дуссандер. Он, слегка пошатываясь, подошел к буфету и достал бутылку виски. Отвинтил пробку и щедро налил в стакан. — Такой разумный мальчик и такой дурак. Ну где это видано, чтобы дедушка походил на своих внуков? А? Я лысый. А ты разве лысый?

Он вернулся к столу, с удивительной проворностью схватил целый пучок белокурых волос Тодда и резко потянул.

— Перестаньте, — отрезал Тодд, но уже слегка улыбаясь.

— Кроме того, — сказал Дуссандер, снова усаживаясь в кресло, — у тебя белокурые волосы и голубые глаза. У меня тоже голубые глаза, и до того, как мои волосы поседели и выпали, тоже были светлые. Ты мне расскажешь историю вашей семьи. Про тетушек и дядюшек. О людях, с которыми работает твой отец. О хобби твоей матери. Я все запомню. Я выучу и запомню. Через пару дней я опять все позабуду — сейчас моя память больше похожа на решето, — но какое-то время я все буду помнить. — Он грустно улыбнулся. — В свое время я обошел Уайзенталя и вешал лапшу на уши самому Гиммлеру. Если я не проведу одного-единственного учителя средней школы, значит, мне пора завернуться в саван и ползти на кладбище.

— Может быть, — медленно проговорил Тодд, и Дуссандеру стало ясно, что план принят.

— Есть еще одно сходство, — сказал Дуссандер.

— Еще одно?

— Ты говорил мне, что твоя мать на одну восьмую — еврейка. Моя мать была чистой еврейкой. Так что мы оба — жиды, мой мальчик. Как в старом анекдоте, два мойши, что сидят на кухне.

Он вдруг зажал свой нос между пальцами правой руки. То же самое он проделал с носом мальчика левой рукой.

— И это видно, — проревел он, — видно!

Он захохотал, раскачиваясь в кресле туда-сюда. Тодд посмотрел на него удивленно и испуганно, потом захохотал тоже. Они еще долго смеялись на кухне Дуссандера, старик — сидя у окна, обдуваемый теплым калифорнийским бризом, а Тодд, качаясь на задних ножках табурета и уперевшись спиной в дверцу духовки, белая эмаль которой была вся в крестиках царапин, сделанных спичками Дуссандера.

Калоша Эд Френч (прозвище, как рассказал Тодд, объяснялось привычкой Эда носить калоши поверх кроссовок в сырую погоду) был худощавым мужчиной, имевшим особую страсть приходить в школу всегда в кедах или кроссовках. Он считал, что в кедах будет ближе к своим ста шести ученикам в возрасте от двенадцати до четырнадцати лет, заведовать учебой которых ему надлежало. У него было пять пар кед разных цветов — от синих «Фаст Трек» до кричаще-желтых «Зонкерс», и он не догадывался, что его называют не только Калоша Эд, но еще Кроссовка-Пит, Кедман и даже Комета Кедман. В колледже за ним закрепилось прозвище Проказник, и даже этот постыдный факт как-то вышел наружу, что было довольно унизительно.

Он редко надевал галстук, предпочитая свитера-водолазки. Носил с начала шестидесятых, когда Дэвид МакКаллум рекламировал их в фильме «Человек из Д.Я.Д.И.» В колледже однокурсники часто незаметно обгоняли его и шли впереди, отпуская реплики типа: «Вот идет Проказник в свитере от Дяди». Он втайне считал себя единственным хорошим завучем из всех, кого знал. У него был хороший контакт с детьми. Он мог с ними потрепаться, мог заторчать от их музыки и молча посочувствовать, когда они влипали в истории. Он понимал их приколы, потому что знал, какой облом быть тринадцатилетним, когда все время кто-то наезжает, а ты не можешь отвертеться.

Но он никак не мог вспомнить, каким сам был в тринадцать лег. И полагал, что это та цена, которую приходится платить за взросление в пятидесятые годы. Это, а еще и вступление в новый мир шестидесятых с прозвищем Проказник.

И вот теперь, когда дедушка Тодда Баудена вошел в его офис, плотно прикрыв за собой стеклянную дверь, он почтительно встал, приветствуя его, но не решился выйти из-за стола навстречу старику. Вспомнил, что на ногах у него кроссовки, а пожилые люди иногда не понимают, что кроссовки — всего лишь средство психологической помощи детям, у которых проблемы с учителями. Поэтому некоторые пожилые люди могут неправильно понять завуча в кроссовках или кедах.