Роберт Стивенсон - Алмаз раджи (сборник)

Осторожные люди почти с самого начала пастырского служения мистера Соулиса стали благоразумно обходить стороной его дом, особенно в сумерки. Даже место, где стоял этот дом – в тени нескольких старых деревьев над рекой, с нависшим над ним с одной стороны угрюмым утесом, считалось недобрым среди жителей Болвири. Старики – завсегдатаи деревенского паба, только покачивали головами при одной мысли о том, чтобы пройти поздним вечером мимо этого нечистого места. Особенно недоверчиво поглядывали люди на один клочок земли у самого дома; именно он пользовался чрезвычайно скверной репутацией и внушал людям суеверный страх.

Дом пастора стоял между большой дорогой и рекой. Задняя его стена была обращена к городку Болвири, лежащему в полумиле от дома, а фасад выходил в обнесенный живой изгородью из терновника сад, убогий и запущенный. Сад этот занимал все пространство от дороги до реки, а дом стоял как раз посередине. Он был двухэтажным, и в каждом этаже имелось по две больших комнаты; дверь выходила не прямо в сад, а на узкую мощеную дорожку, упиравшуюся одним концом в дорогу, а другим доходившую до старых ив и кустов бузины, росших на берегу реки. Вот эта-то дорожка перед окнами пасторского дома и пользовалась среди юных прихожан Болвири особенно дурной славой. Священник часто прогуливался по ней в сумерках, иногда громко вздыхая от полноты чувств и вознося усердную молитву. Когда же его не бывало дома, и люди знали, что пастор отсутствует, потому что на дверях дома висит замок, самые отчаянные из местных школьников отваживались, крикнув друзьям: «Ребята, за мной!», промчаться по этой дорожке, чтобы потом хвастать перед другими, что они побывали в самом страшном месте.

Такая атмосфера суеверного ужаса, окружавшая слугу божьего, человека во всех отношениях безупречного, набожного и праведного, постоянно возбуждала удивление и любопытство, а заодно вызывала бесконечные расспросы среди тех немногих чужаков, которые случайно или по делам заглядывали в эту глухомань. Впрочем, даже среди прихожан многие не знали о странных событиях, ознаменовавших первый год служения мистера Соулиса в этом приходе, а среди тех, кто был лучше осведомлен об этом, большинство были людьми малообщительными от природы, а остальные просто боялись касаться этой темы. И лишь время от времени кто-нибудь из стариков расхрабрится после третьего стаканчика, и когда винцо развяжет ему язык, возьмет да и расскажет о том, почему пастор у них и с виду такой странный и живет отшельником.

Пятьдесят лет назад, когда мистер Соулис впервые прибыл в Болвири, он был еще совсем молодым человеком, начитанным, или, как тогда говорили люди, преисполненным книжной учености. Великий краснобай и усердный толкователь Писания, он, как того и следовало ожидать от человека столь юного, был совершенно неопытен в делах религии, а ведь это для пастора самое главное! Молодежь всего прихода была прямо-таки в восторге от него; она превозносила его знания, его образованность, его вдохновенную речь и все прочие таланты и способности. Но те, кто постарше, люди степенные и серьезные, молились за этого молодого человека: им казалось, что он, так сказать, заблуждается на свой счет, и приходу это вовсе не на пользу. Это было давно, еще до «умеренных»[102], задолго до них; да ведь все дурное, как и все хорошее, приходит не сразу, а мало-помалу. Находились и такие люди, которые говорили, что Бог покинул университетских профессоров, а молодежи, чем учиться у них, лучше бы сидеть в торфяной яме, как делывали деды, когда их преследовали за веру, с Библией под мышкой и с молитвой в сердце.

Во всяком случае, не подлежало сомнению то, что мистер Соулис слишком много времени провел в колледже. Он много думал и очень заботился о таких вещах, которые, в сущности, были вовсе никому не нужны. Он привез с собой целую кучу книг, столько в этом приходе раньше и не видывали, и бедному возчику пришлось порядком с ними помучиться; он едва не утопил их в болоте между Черным холмом и Килмакерли. Говорят, что все это были божественные книги, или, быть может, их только так называют, кто ж теперь разберет!.. Но люди солидные и рассудительные полагали, что все это пустяки. Какая надобность в стольких божественных книгах, если Слово Божье можно завязать в уголок платка? И сидел он, бывало, над этими книгами целыми днями, а часто даже и ночами, что едва ли приличествует его званию, и все писал что-то, все писал…

Поначалу народ всполошился, испугавшись, что он, станет, пожалуй, проповеди свои по книгам читать, но вскоре успокоились. Оказалось, что он сам какую-то книгу пишет, что уж, конечно, было совсем непристойно и неприлично для пастора, да и что мог он написать путного в его возрасте и с его малым опытом.

Как бы то ни было, ему полагалось взять себе для хозяйства какую-нибудь приличную, хорошего поведения пожилую женщину, она бы ему и обеды готовила. Кто-то ему указал на одну негодницу, Дженет Макклоур – так ее, по крайней мере, звали все в нашем местечке; указал, а затем предоставил пастору самому решить, на ком остановить свой выбор. Многие пытались отсоветовать ему брать в дом эту женщину, потому что Дженет была у почтенных людей в нашем приходе на дурном счету. Когда-то давно она питала нежные чувства к одному драгуну, а затем чуть не тридцать лет не ходила к исповеди и причастию; кроме того, люди видели, как она шатается одна в сумерках по таким местам, куда ни одна порядочная и богобоязненная женщина даже заглянуть не решится. И все ходит и бормочет что-то про себя, а что – никто разобрать не может!

А первым указал на нее пастору, если уж говорить все доподлинно, наш местный лорд-землевладелец. В ту пору мистер Соулис так дружил с лордом, что не было на свете такой вещи, которой бы он не сделал ему в угоду. Когда люди указывали ему, что Дженет сродни дьяволу и что она водится с нечистым, мистер Соулис отвечал, что все это вздор, глупые суеверия; вот какого он был тогда мнения об этих вещах. А когда перед ним раскрыли Библию на том месте, где упоминается об Эндорской волшебнице, он захлопнул книгу и сказал, что те времена давно прошли, что никаких колдуний на свете больше нет, все это предрассудки и что теперь, милостью Божьей, дьявол укрощен и побежден.

Когда всей деревне стало известно, что Дженет Макклоур поступает в услужение к пастору мистеру Соулису, то народ словно белены объелся; все обозлились на нее, да и на него вместе с нею. Некоторые женщины, преимущественно жены богачей, которым все равно делать нечего, собрались у ее дома и ну попрекать и корить ее всячески; и срамили они ее как только могли, всем, что только было известно о ней, и даже тем, что никому не было известно и чего, скорее всего, никогда и не было… И драгуном ее попрекали, и иными парнями, и двумя коровами Джона Томсона, которых она никогда и в глаза не видела, и срамили ее, и орали у нее под окнами во всю мочь, так что на дальнем конце улицы слышно было. Но Дженет, это вам скажет всякий, умела держать язык на привязи – бывало, что ей ни скажи, она словно и не слышит тебя, идет себе и рта не раскроет, как истукан какой, даже голову не повернет. И вообще она ни в какие ссоры и дрязги с другими женщинами не ввязывалась, никого не задевала и всегда держалась в стороне от всяких ссор. Поэтому люди обычно не мешали ей идти своей дорогой, и она их не трогала и при встрече всегда проходила мимо, ни тебе «здравствуйте», ни «прощайте», ни «доброго вечера», ни «доброго дня».