Абрахам Меррит - Корабль Иштар

Мадемуазель стояла у трапа. Вспоминая, как я с ней расстался в последний раз, я испытывал некоторое замешательство. Я заранее подумал об этом и решил держаться как ни в чем не бывало — если она позволит. Способ, которым я спасся, сбежал из ее спальни, был вовсе не романтичным. Но я надеялся, что ее способности, адские или любые другие, не помогли ей воссоздать картину моего бегства. Поэтому, поднявшись по трапу, я с в идиотским весельем заявил:

— Здравствуйте, Дахут. Вы прекрасно выглядите.

И это правда. Ничего от Дахут из древнего Иса, ничего от королевы теней, ничего от ведьмы. На ней щегольской белый спортивный костюм, и бледные золотые волосы не создают никакого ореола вокруг головы. Напротив, на голове у нее мудреная маленькая зеленая вязаная шляпка. Большие фиолетовые глаза смотрят ясно, и в них нет ни следа светло-лиловых адских искорок. Внешне просто исключительно красивая женщина, и не более опасна, чем любая красавица.

Но я знал, что это не так, и что-то подсказывало мне, что нужно удвоить бдительность.

Она рассмеялась и протянула мне руку: „Добро пожаловать, Ален“.

С легкой загадочной улыбкой взглянула на два мои саквояжа и провела вниз, в роскошную небольшую каюту.

Сказала самым обычным тоном: „Я подожду вас на палубе. Не задерживайтесь. Ленч готов“.

Яхта уже двинулась. Я взглянул в иллюминатор и удивился тому, как мы далеко от берега. „Бриттис“ даже быстроходнее, чем я полагал. Через несколько минут я поднялся на палубу и присоединился к мадемуазель. Она разговаривала с капитаном, которого представила мне под добрым старым бретонским именем Браз, а меня ему как „сира де Карнака“. Капитан был плотнее остальных членов экипажа, но с тем же неподвижным лицом и странно расширенными зрачками. Я видел, как эти зрачки вдруг сузились, в глазах блеснуло такое выражение, будто он припоминает…

Я знал, что это не просто неподвижность, отсутствие выражения. Это уход. Сознание этого человека жило в собственном мире, он действовал и отвечал на внешние раздражения почти исключительно инстинктивно. По какой-то причине его истинное сознание выглянуло наружу на мгновение под воздействием древнего имени.

Остальные члены экипажа тоже в таком странном состоянии?

Я сказал: „Капитан Браз, я предпочел бы, чтобы меня называли доктор Каранак, а не сир де Карнак“.

Я внимательно смотрел на него. Он не ответил, лицо его осталось невыразительным, глаза широко раскрытыми и пустым». Он меня как будто и не слышал. Мадемуазель сказала: «Владыка Карнака совершит с нами много путешествий».

Он поклонился и поцеловал мне руку; ответил таким же лишенным выражения голосом, как и человек в лодке, «Владыка Карнака оказывает мне великую честь».

Он поклонился мадемуазель и ушел. Я смотрел ему вслед, и по спине пробежал холодок. Как будто говорил автомат, автомат из плоти и крови, который видит меня не таким, каким я есть, а таким, как ему приказало видеть.

Мадемуазель с откровенной насмешкой смотрела на меня. Я равнодушно заметил: «У вас на корабле превосходная дисциплина, Дахут».

Она опять рассмеялась. «Превосходная, Ален. Начнем ленч».

Ленч тоже оказался превосходным. Даже слишком. Двое слуг были похожи на остальных членов экипажа, и прислуживали нам они на коленях. Мадемуазель оказалась превосходной хозяйкой. Мы говорили о разном и постепенно я забывал кто она такая. Только к концу еды то, о чем мы оба думали, проявилось.

Я сказал, почти про себя: «Здесь встречаются феодальное и современное».

Она спокойно ответила: «Как и во мне. Но вы слишком консервативны, говоря о феодальных временах, Ален. Мои слуги уходят гораздо дальше. Как и я».

Я ничего не ответил. Она подняла бокал с вином, поворачивая его, чтобы в нем заблестели искорки света, и добавила так же спокойно: «И вы тоже».

Я поднял свой бокал и чокнулся с ней. «К древнему Ису? В таком случае я пью за это».

Она серьезно ответила: «К древнему Ису… и мы пьем за это».

Мы снова соприкоснулись бокалами и выпили. Она поставила свой бокал и с легкой насмешкой взглянула на меня. «Похоже на медовый месяц, Ален?»

Я холодно ответил: «Если и так, то в нем не хватает новизны».

Она слегка покраснела. Сказала: «Вы… грубы, Ален».

— Я бы больше чувствовал себя новобрачным, если бы меньше — пленником.

Она на мгновение сдвинула прямые брови, и адские искорки заплясали во взгляде. И скромно заметила, хотя на щеках еще сохранялась краска гнева:

— О вы так легко… ускользаете, мой возлюбленный. У вас дар исчезать незаметно. Вам нечего было бояться… в ту ночь. Вы видели то, что я хотела вам показать, поступали так, как мне хотелось… так почему же вы сбежали?

Это меня задело; я снова ощутил смесь гнева и ненависти, схватил ее за руку.

— Не потому что испугался вас, белая ведьма. Я мог задушить вас во сне.

Она спокойно спросила, у губ ее появились ямочки:

— Почему ж вы этого не сделали?

Я отпустил ее руку. «Такая возможность по-прежнему есть. Вы нарисовали в моем спящем мозгу удивительную картину».

Она недоверчиво смотрела на меня. «Вы думаете… вы не считаете ее реальной? Вам кажется, древний Ис не реален?»

— Не более реален, Дахут, чем мир, в котором живут люди на этой яхте. По вашему приказу… или приказу вашего отца.

Она серьезно ответила: «Значит, я должна убедить вас в его реальности».

Все еще с гневом я сказал: «Он не более реален, чем ваши тени».

Она еще более серьезно ответила: «Тогда и, их реальности я должна вас убедить».

Я тут же пожалел, что сказал о тенях. И ее ответ меня не успокоил. Я проклинал себя. Не так нужно было вести игру. Никакого преимущества я не получу, ссорясь с мадемуазель. Наоборот, это может навлечь несчастье на тех, кого я пытаюсь спасти. Что скрывается за ее обещанием убедить меня? Она обещала относительно Билла, выполнила свое обещание, и вот я здесь расплачиваюсь за это. Но ведь Элен она ничего не обещала.

Не так я должен себя вести; более убедительно; без оглядки. Я взглянул на мадемуазель и с угрызениями совести вспомнил об Элен. Если Дахут захочет участвовать в игре, то я получу очень своеобразную компенсацию за отказ от Элен. Но я тут же постарался не думать об Элен, как будто мадемуазель могла прочесть мои мысли.

Существует только один способ убедить женщину.

Я встал. Взял бокалы, свой и Дахут, и бросил их на палубу, разбив вдребезги. Подошел к двери каюты и повернул ключ. Подошел к Дахут, поднял со стула и перенес на диван под иллюминатором. Она обняла меня за шею, подняла ко мне губы… закрыла глаза…