Юрий Леж - Бульвар

— Ладно, теперь я первым пойду, — предложил Жарко, — ты, Валёк, подсвечивай снизу, что б мне по лестнице не скатиться… поднимусь, хоть чего разгляжу, небось…

Зачем-то скинув с плеч тощенький брезентовый рюкзачок, будто страхуя от возможного падения нажитое имущество, старик Жарко уже занес ногу на первую ступеньку, как был остановлен неугомонным языком въедливой Лакки.

— Эй, а что это звенит у тебя в мешке? — никакая усталость не помешала Биксе шустро нагнуться и прихватить рюкзачок, пока этого не сделал Валёк. — Давай-ка гляну…

— Положь, где взяла, — прошипел искренне рассерженный Жарко, — какое тебе дело…

— Да ни какого, — отозвалась Бикса, уже потроша туго завязанную горловину мешка, — а все-таки интересно…

— Самогон там, — смирившись с обыском, сказал Жарко, — я вчера еще затыкал у матюрки, где гостили с ночи, когда она к соседям выходила, как знал, что сегодня день пустой будет, видишь, как пригодилась, а то бы пришлось сейчас тебе только нашей с Вальком закуской из хрена обойтись…

— Все бы вам одно на уме, — сказала с интонациями всех женщин промзоны Бикса, нашарив рукой внутри мешка экзотической формы толстостенную бутылку. — Выпить, да присунуть кому, про другое и мыслей нет…

— Эй, помолчи, а то тут никто не знает, как ты это дело не любишь, — огрызнулся старик, — да и вообще, хорош трепаться, пошел я, а ты, Валек, свети, давай, свети…

Прижимаясь как можно плотнее плечом к стене, медленными, слепыми шагами Жарко осторожно поднялся по крутой лестнице к старой деревянной двери на втором этаже. Пытаясь хоть что-то разглядеть в потустороннем свете далекого фонарика, он потрогал каким-то чудом уцелевшую ручку, повисшую на единственном шурупе. Дверь прилегала к коробке неплотно, «дышала», двигалась, чем-то подпертая изнутри. «Вот чертовщина-то какая, — подумал Жарко, — кто ж дверь-то изнутри припер? или там обвалилось чего? если не просто обвалилось, то значит оттуда второй выход есть…» Зачем ему и подельникам может понадобиться второй выход из цеха Жарко не знал, но мысль свою счел разумной.

— Эй, народ, — позвал он стоящих внизу, — ползите сюда, попробуем вместе надавить, может, откроется… Только по лестнице осторожно, шею сломать на раз плюнуть можно…

В узкий коридорчик за дверью они ввалились все вместе, так же, как втроем и навалились на дверное полотно. Дверное полотно не сдержало полутора сотен килограммов их общего веса, подельники споткнулись, хватаясь друг за друга, повалились на пол, шумно дыша и негромко матерясь от досады. Оберегая фонарик, Валёк прижал его к животу, и теперь почти в полной темноте подельники копошились, пытаясь побыстрее встать на ноги, опираясь друг на друга. Наконец, Валёк догадался просто откатиться чуток в сторону и подсветить себе и товарищам, способствуя подъему на ноги.

— Ну, и где тут сокровища? — поинтересовалась Бикса, обтирая левую руку о куртку старика, что впрочем ни руку чище не сделало, ни куртку дополнительно не запачкало.

— Пойдем глядеть, — с надеждой отозвался Жарко, направляясь в сторону пустых дверных проемов, выходящих в коридорчик.

Содержимое раздевалки, старой душевой, каптерки и комнаты отдыха работяг вызвали только шепоток изощренного мата и безысходные удары ногами в стены, на которых подельники пытались выместить свое разочарование. Почувствовав себя в безопасности в небольших, изолированных от мрачного пространства цеха помещениях, подельники разбрелись, кто куда, уже не стараясь держаться в кучке. Бикса чего-то искала на пыльных стеллажах каптерки, поминутно чертыхаясь и поминая дурака Жарко, затащившего ее в этот гребаный цех, на этот гребаный этаж. Валёк присел на корточки возле душевой, скрученный очередным приступом боли; ему давно уже не хотелось никуда идти, ничего делать, а только лишь сидеть вот так, скрючившись и ждать окончания приступа. А вот Жарко заглянул в последнюю комнатку, предназначенную изначально, похоже, для цехового начальства. В комнатке никого не было, но в тоже время была она заполнена ощущаемым на физиологическом уровне леденящим страхом… Не робкий, вообщем-то, по натуре, робкие в промзоне до таких лет не доживают, старик замер на пороге, собираясь с силами, но так и не смог войти внутрь, остановленный холодным, больным и липким потом, вдруг заструившимся у него по вискам.

— Эй, Бикса, ты где шаришься? — негромко позвал он девушку. — Иди-ка сюда…

Ему почему-то показалось, что присутствие рядом другого, живого человека снимет с него симптом этого непонятного, иррационального страха.

— Ну, ты чего орешь? — сварливо отозвалась та. — Поссать решил, а конец в штанах найти не можешь?

— Ты вот это… попробуй в комнатку зайти, — попросил старик Жарко, когда Лакка, не торопясь, подошла все-таки на его зов.

— А сам чего? — подозрительно глянув на него, спросила Бикса. — Что там такое?

…скорчившийся у душевой Валёк услышал в дальнем от себя конце коридора голоса подельников, а потом непонятную возню и подумал, что Жарко, утомившись впустую бродить по комнатам, все-таки завалил Биксу, не дожидаясь его участия, что, вообщем-то, было совсем на него не похоже. Но в этот момент мимо пристроенного у входной двери фонарика, разгоняющего темноту только в шаге от себя, да и то с большим трудом, мелькнули две стремительные тени, совершенно непохожие на вялых, медлительных и неуклюжих его сотоварищей. И два силуэта: совсем маленький, не больше Биксы, и покрупнее, но тоже не из великанов, — склонились над ним.

Ни одна пылинка не колыхнулась во время их движения, но дыхнуло на Валька ледяным дыханием смерти, и он понял это, хоть никогда и не думал, как встретит свой конец на этом бестолковом и неудачном для него пути.

— Добей его, — сказал Мишель, — видишь ведь, не жилец совсем…

— Просто так — взять и убить? — спросила Саша, чуть запинаясь.

— Можешь и сложно, — не к месту пошутил Мишель, — но необязательно. У него же язва открылась, видишь? помрет, значит, скоро, может, через пару часов, может, через пару суток…

— Тогда зачем убивать? — Александра и сама чувствовала, как это уже несколько раз бывало с ней до встречи с Мишелем, что скрючившийся у стены человечек серьезно болен, без врача — фактически обречен, и честно не понимала, зачем добивать его, и так полупокойника.

— А если он что-нибудь успеет рассказать? — резонно возразил Мишель.

«Но это не главное, — поняла Саша мысли вожака. — Успеет кто-то что-то про нас рассказать или не успеет. Миша хочет, что бы я была его. Но я так его, но он хочет, что бы во всем. А кому же мне еще в этом мире принадлежать? или я жалею этого человечка? Он бы меня не стал жалеть, окажись посильнее…»