Дэн Симмонс - Горящий Эдем

– Пожалуйста, играйте, Байрон-сан.

«Пожаруста, игирайде».

– Давайте вы, Хироси. – Трамбо широко улыбнулся. Брайент только что сообщил ему, что Кэтлин в самом деле подлетает к Кеахоле-Кона и уже заказала себе и адвокату номера в Мауна-Пеле. Его тошнило, но он не мог, не должен был этого показать. – Прошу. – Он сделал международный жест «только после вас».

Сато покачал головой, впервые выказав что-то вроде раздражения:

– Нет, играйте, а я пока подумаю, за какие грехи мне послана такая неудача.

Трамбо, хмыкнув, ударил по шару. И поспешил к флагу, нагнулся, чтобы поднять его, и вдруг замер.

– Подними его. Гас.

– Но, мистер Т…

– Подними и отходи.

– Мистер Т, тут… – Подавальщик неотрывно глядел себе под ноги.

– Я сказал: подними этот чертов флаг и убирайся! – Трамбо повысил голос до критических высот.

Втянув голову в плечи, подавальщик поднял флаг и пошел назад какой-то странной походкой. Трамбо подумал: уж не хватил ли его удар? Только этих проблем ему недоставало!

Чертыхнувшись, Трамбо поспешил к лунке, чтобы взять шар самому, пока японец ничего не заметил. К счастью, Сато был занят разговором с Инадзу Оно.

Сперва он не понял, что происходит. Когда его пальцы коснулись пальцев другой руки, ему просто показалось, что кто-то из-под земли хочет с ним поздороваться. В следующую секунду он замер, чувствуя, как волосы у него встают дыбом.

Он нагнулся и заглянул в лунку. Его шар лежал там, зажатый в пальцах посиневшей человеческой руки, отделенной от тела.

Оглянувшись, он увидел, что Сато и Оно все еще заняты разговором, а Бобби Танака только что промазал и теперь шел за шаром. Гас Ру стоял на краю поля, беспомощно опустив руки. Лицо у него было очень бледным для гавайца. В руке он по-прежнему держал флаг, и Трамбо заметил, что древко его испачкано кровью.

Он криво улыбнулся, глядя в сторону Сато. Почему-то в голове промелькнула мысль: «Что, если эта штука сейчас оживет и потащит меня вниз?»

– Отличный удар, Байрон-сан, – похвалил его Сато.

Трамбо продолжал улыбаться, застыв в неудобной позе. Уилл Брайент встревоженно смотрел на него – он уже понял, что с боссом что-то неладно.

Собравшись с духом, Трамбо взял шар из холодных пальцев, сунул его в карман и медленно выпрямился.

– Кто хочет выпить? – спросил он внезапно охрипшим голосом. Сато нахмурился:

– Выпить? Но, Байрон-сан, мы ведь только на четырнадцатой лунке.

Трамбо пошел к нему, стараясь заслонить своим телом лунку:

– Ну и что? Стало жарко, мы устали, вот я и подумал, что пора передохнуть и выпить в тени чего-нибудь холодного. – Он показал на пальмовую рощицу неподалеку.

– Я буду играть, – заявил Сато, очевидно, заподозрив соперника в неуклюжей попытке замять его поражение.

– Все равно промажете, – сказал Трамбо, все еще по-дурацки улыбаясь.

– Промажете?

– Не попадете в лунку.

– Почему это не попаду? – Сато нахмурился еще сильнее.

– Потому что сегодня жарко, Хироси. Игнорируя нахмуренные брови Сато и остальных японцев, он кивком отозвал Брайента на край поля.

– Там в лунке какая-то дрянь, – прошипел он в самое ухо помощнику. – Возьми у Гаса полотенце и выбрось ее, только так, чтобы япошки ничего не заметили.

Поглядев на босса, Уилл Брайент коротко кивнул и пошел к подавальщику.

Трамбо вернулся к японцу и похлопал его по плечу, отчего тот едва заметно поморщился.

– Позвольте вам кое-что показать. – Он достал из дипломата Брайента планы курорта и проспекты и эффектным жестом разложил их на сиденье тележки. Сато, Танака и Оно собрались вокруг – почему-то тут же оказался и старик подавальщик, – глядя на него, как на ненормального. «Может, я и правда спятил?» – подумал Трамбо. – Хироси, во время игры я думал вот о чем. Что, если устроить вот здесь…, и здесь…, и вот здесь новые поля и превратить это все в эксклюзивный суперклуб для токийских миллионеров?

Сато недоуменно смотрел на него. Он с самого начала хотел сделать из Мауна-Пеле такой клуб, и обе стороны прекрасно это знали.

– Все это хорошо, но я хочу играть, – Сато повернулся к полю.

Уилл Брайент склонился над лункой, зажав в руках полотенце. Ше Ру сидел на лавовом склоне, согнувшись и обхватив голову руками.

– Вы только взгляните на это. – Трамбо чуть ли не силой повернул маленького японца назад к карте. Он чувствовал, как по коже Сато пробегают мурашки отвращения. – Я имею в виду, срыть здесь все бульдозером, устроить лагуны, сады и всякое такое, как на западе… Как вам такой план?

– Байрон, – вмещался Бобби Танака, – я думаю, мы…

– Заткнись. – Трамбо оглянулся. Уилл Брайент с полотенцем убегал за лавовую гряду. – Просто я хотел об этом сказать. Нужно делиться с партнерами новыми идеями, так ведь? А теперь можно вернуться к игре.

Инадзу Оно что-то сказал своему боссу.

– По-моему, следующим бьет мистер Сато. – обратился он к Трамбо.

– Конечно-конечно. – Среди японских слов Трамбо уловил «американец» и «сумасшедший». Плевать. Сато взялся за клюшку, и в ту же минуту из-за лавовых глыб появился Брайент. Никто, казалось, его не заметил. Как ни странно, Сато с одного удара попал в лунку. Все зааплодировали, кроме Гаса Ру, который до сих пор не поднял головы.

По пути к пятнадцатой лунке Брайент подошел к боссу и шепнул ему:

– Мне кажется, я заслужил премию.

Глава 8

Для полинезийской культуры характерно бинарное видение мира, при котором категории устанавливаются в противопоставлении. Наиболее распространенной является дихотомия мужчины к женщине, где «мужские» качества это доброта, сила, а «женские» – слабость и нечто темное, опасное, – но, парадоксальным образом, – по сути своей дающее жизнь.

После ленча Элинор, Корди и Пол Кукали отправились на поле петроглифов. Тропа петляла между глыб аха, как гладкая лента, брошенная на каменистый пляж. Справа тянулись прибрежные скалы, слева остались пальмовые рощи и поля для гольфа. Элинор морщилась, когда к звукам ветра и волн добавлялись крики игроков.

– Когда Трамбо начал строить курорт, – сказал куратор, – мы обратились в Верховный суд штата, чтобы защитить петроглифы и древние рыбные пруды.

– А где же пруды? – спросила Корди Стампф.

– Вот именно. – Пол Кукали горько улыбнулся. – Прежде чем вышло решение суда, они засыпали пруды. Я угрожал международным скандалом, и петроглифы не тронули…, только проложили рядом с ними беговую дорожку.

Они остановились перед табличкой, поставленной рядом с невысокой скалой, на которой была изображена еле различимая мужская фигура.