Дмитрий Герасимов - Крест в круге

Ознакомительный фрагмент

Весь февраль в Ташкенте шел снег. Один за другим вспыхивали и угасали короткие дни. Сыпались сливавшиеся в одну недели. Наступивший 1948 год обещал быть трудным, но счастливым. Отменили ненавистные продуктовые карточки. Снижали цены.

Как это часто бывает в Узбекистане, весна наступила внезапно. На город обрушились солнце и ранний зной.

Нередко перед дежурством за Галинкой домой заходил молодой человек. Светловолосый, широкоплечий, он смущенно топтался в дверях, пока девушка собиралась на работу.

– Миша, не стой на пороге. Пройди в комнату, – щебетала она, поправляя перед зеркалом челку. – Через пять минут я буду готова.

Миша – молодой ординатор той самой больницы, в которой работала Галинка, – конфузливо улыбался, кивал, но в комнату не заходил. Он терпеливо ждал ее в дверях или в коридоре, где любопытные соседки беззастенчиво разглядывали его с ног до головы, а мужчины деловито «стреляли» у него «Казбек» из шикарной коробочки с красивым всадником на этикетке. Такие коробочки – только уже пустые – дарили Борису, и он складывал их на маленьком столике перед кроватью, всякий раз стараясь придумать им применение. В конце концов Боря раздаривал коробочки соседским мальчишкам или обменивал на огрызки чернильных карандашей. Интуитивно он чувствовал что-то враждебное в этих нарисованных всадниках, как что-то враждебное ему виделось в самом светловолосом, широкоплечем красавце Мише.

«Миша сказал…», «Миша считает…», «Мы с Мишей…» давно уже вытеснили из Галинкиного щебетания все ее привычные присказки, шутки и фразы.

– Расскажи мне что-нибудь, – просил ее Борис перед сном. – Какую-нибудь сказку. Или историю.

Галинка охотно присаживалась на кровать, лицо ее светлело, будто она вспоминала что-то необыкновенное, и начинала рассказывать:

– Ну, слушай… Однажды Миша пошел со своим студенческим приятелем на рыбалку. И с ними такая история приключилась!

Боря вздыхал, закрывал глаза и отворачивался к стене. Он не любил Мишу так же сильно, как сильно любил свою Галинку.

Поэтому он в нерешительности кусал ногти, когда сестра предложила ему пойти с ней на дежурство. Боря так ждал этого! Он истосковался по тем волшебным вечерам, когда они оставались с Галинкой совсем одни – вдвоем, среди пустынного и притихшего коридора больницы, за скрипучим столом, заставленным пузырьками и пластмассовыми стаканчиками с пилюлями. Но в дверях Галинку ждал светловолосый Миша. И Боря колебался.

– Ну что же ты? – улыбнулась сестра, поправляя воротничок на платье. – Идешь или нет?

– Иду, – сказал он и бросил быстрый взгляд на молодого человека в дверях. Тот широко и великодушно улыбался.

Вечер, как и следовало полагать, получился совсем не таким, каким он представлялся Борису в его бесконечных ожиданиях. Галинка была занята и ни минуты не смогла уделить брату. Она порхала из палаты в палату, надолго исчезала в процедурной, переносила из одного конца коридора в другой капельницы на длиннющих подставках и металлические, тревожно громыхающие чем-то, коробочки. А когда затихла вечерняя суета, она ушла в ординаторскую, оставив Бориса сидеть в коридоре на кожаном диванчике. Он расстроенно листал потрепанную книжку без картинок и время от времени с надеждой поглядывал на белую дверь, за которой исчезла сестра.

В половине двенадцатого из дальней палаты в коридор вышла женщина. Она огляделась по сторонам и поспешно направилась к дежурному столику медсестры. Увидев лежащего с книжкой Бориса, она замешкалась и застыла перед диваном, словно что-то соображая. Мальчик на всякий случай сел, втянув голову в плечи и опустив ноги на холодный пол. Женщина буравила его взглядом, и Боря почувствовал легкий озноб. У нее было строгое, почти жестокое лицо с маленьким острым носиком и выпирающим вперед подбородком. Гладкие, иссиня-черные волосы были зачесаны назад и собраны в пучок. Женщина куталась в огромный атласный халат, полы которого при ходьбе волочились по полу. Она вынула руку из кармана и длинными, ледяными, как сосульки, пальцами приподняла за подбородок голову Бориса, всматриваясь в его лицо.

– Ты – Борис? – скорее подтвердила, чем спросила женщина.

Тот кивнул, чувствуя, что вот-вот начнет кричать и звать на помощь. Но в следующую секунду ужас заполнил его легкие и сковал горло так, что он не смог даже вскрикнуть: женщина без церемоний схватила его за руку – как стальной браслет надела – и вмиг стащила с дивана. Борис упирался, в страхе таращась на выпирающий желтый подбородок, на острый, как клюв совы, носик, на тонкие бесцветные губы, за которыми посверкивал золотой зуб – словно сырая спичка, которую пытаются зажечь в темной комнате.

Женщина передвигалась по коридору с удивительной быстротой, шурша в тишине складками халата. Ноги Бориса скользили по полу, он в отчаянии, мысленно взывая о помощи, бросал взгляды на уплывающую в полумрак дверь ординаторской. Страшная незнакомка без труда дотащила упирающегося ребенка до самой дальней палаты, схватила его за шиворот и втолкнула внутрь.

– Он еще сопротивляется! – шипела она. – Глупец! Тебя такой чести удостоили!

Боря опять попытался закричать, но теперь ему почудилось, будто холодная и тяжелая змея обвила его горло, царапая шею стальной чешуей. Он застыл в немом отчаянии, с ужасом уставившись на единственную в комнате кровать, застеленную (невероятно!) черным бельем. Холмик траурного одеяла, подоткнутого со всех сторон, скрывал чье-то неподвижное тело. В самом центре черной подушки, словно клякса разлитого кефира, белело безобразное сухое лицо, обрамленное облаком растрепанных седых волос. Один глаз, как перепонкой, был плотно затянут веком, второй немигающе смотрел куда-то поверх двери.

Боря дрожал всем телом. Колени ослабли, и он стоял на ногах, только удерживаемый хваткой и сильной рукой женщины в атласном халате. «Бабушка Назима! Бабушка Назима!»  – пульсировало в висках.

На лбу выступили огромные, как бусины, капли пота. Он задыхался.

В страшной белой кляксе на подушке что-то щелкнуло и Боря увидел черную, сухую трещину, оказавшуюся ртом. Из этой трещины донесся дребезжащий, гортанный звук, и все та же рука в атласном рукаве подтолкнула мальчика к кровати.

– Подойди ближе! – услышал он над самым ухом. – Бабушка тебе хочет что-то сказать…

Боря повернул голову и умоляюще посмотрел на своего сурового конвоира:

– Мне?

Женщина выпрямилась и со значительностью в голосе пояснила:

– Бабушка проснулась и попросила меня выйти в коридор и привести к ней девятилетнего мальчика по имени Борис. – Она подняла указательный палец. – Бабушка сквозь стены видит. И все знает… Подойди же, глупый.