Я не Сэм (ЛП) - Кетчам Джек

И тут я понимаю, что нижняя часть моей ноги забинтована.

Но я не помню, чтобы ее бинтовала.

Со своего места я вижу опрокинутый журнальный столик, каминный экран, прислоненный к дальней стене у телевизора и который, к счастью, остался цел, разбросанные повсюду книги Патрика, разбитую бутылку пива, наш старинный торшер 40-х годов посреди комнаты, от лампочки осталась только нить накаливания, а абажур из окрашенного стекла разбит на кусочки. Рядом лежит бледно-белое платье.

Я подхожу ближе, не обращая внимания на осколки стекла, чтобы убедиться, что вижу то, о чем думаю.

Это мое свадебное платье, фата и все остальное, скомканное, порванное и испачканное чем-то похожим на засохшую кровь.

Я - судебно-медицинский эксперт. Я вижу много засохшей крови. И даже на таком расстоянии я уверена, что это кровь.

Тут явно есть связь: забинтованная нога и платье в крови.

И пока все это крутится у меня в голове, пока я пытаюсь понять и осмыслить все это насилие над нашими жизнями и имуществом, не говоря уже о том, что произошло с моим телом, я понимаю, что пропустила нечто настолько несочетаемое, что это выглядит почти сюрреалистично. На диване лежит большая плюшевая собака, которую я никогда раньше не видела, ярко-красная, в натуральную величину, и Тедди, мой самый первый плюшевый зверь.

Если это волшебство, то я не хочу в нем участвовать.

Я бегу, дрожа, обратно в спальню, сажусь рядом с Патриком на кровать, кладу руку ему на плечо и легонько трясу. Я не хочу пугать его, но мне нужно, чтобы он проснулся. Он должен мне помочь. Мне нужно, чтобы кто-то объяснил все это.

- Патрик, проснись.

Он щурится и проводит языком по пересохшим губам.

- Лили?

Лили? Кто такая Лили?!

Теперь его глаза широко открыты. Он приподнимается на локте.

- Сэм? Это ты?

- Боже, Патрик. Конечно, это я. Посмотри на меня. Я имею в виду, действительно посмотри на меня. Что, черт возьми, со мной происходит? И что случилось в гостиной?

Похоже, он не в состоянии ничего сказать. Он качает головой. Он выглядит озадаченным. Потом улыбается. Потом смеется. А потом он тянется ко мне и крепко обнимает.

- О господи, Сэм. Ты вернулась! Слава Богу!

Такое ощущение, что кто-то взял меня за голову и сильно потряс. Никогда в жизни я не была так растеряна и напугана. Я никогда не думала, что такое возможно. Что-то здесь ужасно, ужасно неправильно.

- Что значит "вернулась"? Откуда?

На самом деле я хочу спросить его: Патрик, неужели я сошла с ума?

Я чувствую, как его тело внезапно напрягается. Как будто он тоже чего-то боится. А потом я чувствую, как он начинает плакать.

Патрик никогда не плачет.

Начинается все медленно, но вскоре это уже сильный, глубокий, пронзительный плач, как будто он даже не может отдышаться.

- Патрик, что с тобой?

По какой-то причине звук моего голоса причиняет ему еще большую боль. Он безудержно рыдает, как голодный ребенок. Я крепко обнимаю его. Замечаю Зои, нашу старую артритную кошку, которая наблюдает за нами с подоконника.

- В чем дело? Что происходит?

Его тело сотрясают рыдания. Он пугает меня еще больше.

- Патрик, ты должен поговорить со мной!

Он молчит.

Так мы сидим минут пятнадцать или двадцать. Он вцепился в меня так, как будто тонет, как будто море бьется в него, а я - единственная скала вокруг. Его пальцы впиваются в мои плечи. Его слезы катятся по моим ключицам, остывая на груди. Он вытирает сопли тыльной стороной ладони. Он затихает, а потом начинает все сначала. Я никогда не видела его таким. Я больше ничего не говорю. Я обнимаю его, укачиваю. Я как-то успокоилась.

Может, дело в простой необходимости - мне нужно сначала позаботиться об этом. Мне нужно позаботиться о нем.

Но он никак не может остановиться. Он что-то бормочет мне в плечо, снова и снова повторяя одно и то же.

Наконец-то я разобрала. Что я наделал? Что, же, черт возьми, я натворил?

- Что ты имеешь в виду? О чем ты говоришь, Патрик?

Он качает головой и прижимает меня к себе еще крепче. Мне больно.

- Патрик, кто такая Лили?

Лили. Вдобавок ко всему прочему, он говорит о какой-то гребаной интрижке?

- Я... ты была... Я не мог...

Это все, что я могу разобрать. Остальное - бессвязное бормотание, всхлипывания.

Я думаю, что нет, это не интрижка. Я знаю своего мужа. В измене он может признаться. Это что-то другое.

Я едва могу дышать. Он должен отпустить меня.

- Патрик. Патрик, послушай меня. Тебе нужно отдохнуть. Ты должен отпустить меня. Я приготовлю нам кофе, и мы поговорим, хорошо? О... обо всем. Отпусти меня, Патрик. Пожалуйста. Отпусти.

Он слегка расслабляется.

- Ладно. Хорошо, - говорю я ему. - Все будет хорошо. Давай я сделаю кофе.

Мне приходится использовать обе руки, чтобы оторвать нас друг от друга.

Его лицо залито слезами, губы оттопырены, словно застыли в какой-то болезненной пародии на улыбку. На мгновение наши взгляды встречаются, и я не могу сказать, что я вижу в его глазах: боль, облегчение, радость или горе. Мне приходит в голову, что он похож на безумного фанатичного грешника, кающегося в муках экстаза. И мне интересно, кто здесь сошел с ума: он, я, или мы оба.

Я встаю с кровати и иду к шкафу за халатом. Он в шкафу, но не там, где я его оставила. Он отодвинут в сторону, как и мои юбки и жакеты для работы, и я впервые замечаю, что вся спальня завалена моей одеждой - на полу валяется красное атласное платье, шарф из искусственного шелка от модельного дома "Гермес", пара разномастных шерстяных гольфов, длинные белые перчатки.

Есть ли тут связь: одежда на полу, мое свадебное платье уничтожено в гостиной.

Я понятия не имею, что это значит, но оставляю это на потом. Сначала кофе. Патрику нужен кофе, и мне, наверное, тоже. Я надеваю халат и завязываю его вокруг талии.

Кофейник стоит в раковине, на дне осталась гуща, поэтому я промываю его и наполняю водой до отметки десять, потому что может потребоваться много чашек кофе, поворачиваюсь к кофеварке на стойке, и сначала не понимаю, что вижу. Она ярко-фиолетовая, с часами и циферблатом, а по форме напоминает старомодный радиоприемник. А вот и логотип: Easy-Bake.

Какая между этим связь: детская духовка, мягкие игрушки на диване.

Здесь ребенок?

Наверное, в гостевой комнате. Кофе подождет.

Так и есть. Где-то здесь действительно есть ребенок - или, по крайней мере, был.

Маленькая девочка.

Откуда я знаю?

Забудем о духовке. На комоде - набор бисера, а на полу у кровати - наполовину сшитое разноцветное одеяло, рядом с которым стоит больница для животных.

У входа в больницу маленький забинтованный мул. По другую сторону кровати, возле двери, все мои Барби лежат в бикини в шезлонгах перед пластиковым бассейном с горкой. У входа ждет розовый кабриолет.

На ночном столике рядом с кроватью стоит недопитый стакан молока.

На неубранной кровати валяется розовая пижама с рисунком улыбающейся обезьянки.

Недавно здесь побывала маленькая девочка, но где она сейчас? Не в гостиной, не на кухне, не в спальне. Возможно, в кабинете.

Я проверяю. Ее там нет.

Может, она снаружи?

Я обхожу вокруг дома. Уже не по сезону тепло даже в столь ранний час, но трава освежающе прохладная и влажная под ногами. Это первое хоть сколько-нибудь приятное ощущение за все утро. Я дохожу до причала у реки и возвращаюсь обратно. Подхожу к старой горке и качелям.

Маленькой девочки нет - хотя горка отполирована до блеска, ржавчина исчезла, сиденья на качелях отшлифованы, а на цепях и шарнире видны следы сварки. Патрик? Должно быть, он.

Думаю, хватит об этом. Мне все равно, через что он проходит. Мне нужно поговорить с Патриком.

Я вхожу в спальню. Он спит мертвецким сном.

Я беру его за плечо и трясу. Никакой реакции.