Мария Барышева - Мясник

Мой смешок получается почти естественным. Разумеется, лишняя ответственность никому не нужна.

— Может, все-таки расскажешь, из-за чего все?

— А оно тебе надо?

Солнечные очки пожимают плечами и запихивают некие вещи в карман, доставая вместо них сигарету.

— Да в принципе нет. Ладно, ждем Яву. Где он там застрял?!

Ява, он же Виталик, возвращается минут через двадцать. На лице у него радостное и хищное возбуждение, и я понимаю, что все мои самые худшие опасения сбылись. Еще есть время подумать — стоит ли совать голову к волку в пасть? Выгодно это будет только волку.

— Пошли в подъезд, на свет, — говорит Ява. Под правым глазом у него наливается приличный кровоподтек, мокрые белые волосы взъерошены, а мешковатые брюки с одной стороны вымазаны свежей грязью. — И есть у кого-нибудь ручка или что-нибудь там?..

Ручка есть у меня, а вместо бумаги Яве вручают сигаретную пачку. Он чертит на ней кривой прямоугольник, обозначающий дом, размечает с одной стороны подъезды, а потом начинает рисовать некие загадочные символы.

— Насчет хат, понятно, я не знаю, но вот здесь, и здесь, сзади, и вот тут стоят подозрительные тачки. Чужие тачки — я по нашим дворам все тачки знаю. Ну, стоят-то так, между прочим, со стороны фиг догадаешься!

— Чем же они подозрительны? — спрашиваю я, внимательно разглядывая рисунок. Ява усмехается.

— Потому что они мужиками набиты. Во дворах, в такой час… Без света сидят, но в одной курят… другой я по крылу бутылкой стукнул как следует… такой «фордик» ничего себе, окошко одно приоткрыто, и внутри кто-то есть, ну явно, понимаешь, я движение уловил, ну… ну не понять тебе. Так вот, он ничего не сделал, даже не послал меня! Ну точно сидит, а молчит. Я крыло помял, а ему хоть бы хрен! Ну, нормально?!

— А фонарь откуда?

— А-а! — Ява осторожно прикасается к заплывающему глазу и морщится. — Это я у другой тачки дверцу открыл — ну, типа внутрь залезть собрался. Так оттуда такой мамонт вывалился — как вломил мне — ух-х! Но, кстати, тихо, опять же! Не орал. Матерился, но шепотом. Ты слыхала когда-нибудь, чтобы шепотом матерились?! Я — нет. Но ты не думай, — спохватывается он, — никто не допер! Все вышло чисто случайно. А за глаз прибавить бы надо — все-таки производственная травма.

— Ладно. Что еще?

— На скамейке у второго подъезда две девки сидят, базарят — я их не знаю. Какой-то дед со спаниелем по двору шарится — его я тоже не знаю. В твоем подъезде какая-то парочка обжимается — тоже левые. Вот они, кстати, по-моему, точно лажа! Знаешь почему? — в его голосе появляется удовольствие от собственной проницательности. — Если ты в чужом подъезде с кем-то зажимаешься, а тут заходят — что ты делаешь? Ну, обычно приостанавливаешься как-то, даже, может, чуть в сторонку отходишь, потому что сразу и интим как-то ломается, да и народ не любит, когда в их подъезде кого-то… ну, поняла, да? А эти наоборот — сначала будто просто стояли, а как я вошел, так сразу давай лизаться, будто им в кайф, когда на них смотрят. Ну, и все, до самого верха никого, и в четвертом подъезде тоже, и в лифтах. Сереге я позвонил, он дома и сеструха его тоже, так что я с ним договорился. А родаки их ушли в гости, так что все нормально должно получиться.

— Во баштан, супер! — довольно говорят Солнечные очки. — Шерлок Холмс и доктор Ватсон — два в одном! Там-пам-пам-пара-рара-рам!

— Время! — раздраженно говорю я, напоследок еще раз внимательно рассмотрев корявый рисунок, на котором Ява отметил все, что казалось ему подозрительным, даже спаниеля изобразил, который получился похожим на безжалостно раздавленную блоху. — Время! Потом будешь музицировать! Как и договорились, Ява, остаток я тебе отдам уже там.

— И за глаз, — напоминает Ява, нежно прижимая к означенному месту холодную бутылку с пивом, и все остальные начинают смеяться, и я отворачиваюсь, чтобы они сейчас, на свету, не увидели моего лица. Я им очень завидую, никто их них даже и представить не может, насколько сильно я им сейчас завидую.

— Так кому раздеваться-то? — деловито спрашивает кто-то из компании.

Те, кто боятся, ходят тихо. Это — непреложная заповедь, девиз страха. Те, кто боятся, — тихи и скромны, они выбирают темные места, стараются проскользнуть быстро, незаметной тенью. Те, кто боятся, шарахаются от всего, что кажется подозрительным, те, кто боятся, часто теряются. И те, кто боятся, как правило, стараются не идти туда, где, как они считают, их точно ждет опасность. Правила боящихся составлены сотни и сотни миллионов лет назад, это правила выживания, и они много сильнее религиозных норм и моральных устоев. У страха своя логика, и идти против этих правил и против этой логики очень тяжело и опасно, даже безумно. Но и у безумия, порой, тоже есть своя логика.

Шанс был миниатюрным, и Вита надеялась только на то, что ждут ее все же стандартные охотники, ожидающие от добычи стандартного поведения. Главным было не перегнуть палку. Привлечь внимание, оставшись незаметной. Безумно-разумная наглость.

Дождь по-прежнему сеялся с низкого беззвездного неба, когда в один из дворов ввалилась изрядно пьяная развеселая компания. Компании было наплевать на все: на погоду, на то, какой сейчас год, на президентские указы, на чьи-то предвыборные компании и прочие проблемы. Компания просто отдыхала, громко, изо всех сил, рассеивая по двору нестройную, всесметающую энергию молодости. Ей было весело и все. Компания нескладно голосила снова и снова:

Ой, е! Ой, е! Ой, е! Никто не услы-ы-ышит!!!

Вита шла посередине, приволакивая ноги в тяжелых и больших ей мужских ботинках и путаясь в мешковатых штанах, которые снизу пришлось сильно подвернуть и в эти ботинки кое-как заправить, а сверху, под грудью, крепко затянуть ремнем, — никто из компании не подошел ей по росту. Но походка получалась замечательная, вполне подходящая к обстановке. Ява надежно поддерживал ее, но так, что со стороны казалось, что наоборот она поддерживает Яву. Он и вправду оказался парнем смышленым. Сумку Вита спрятала под длинной курткой, волосы — под кожаной кепкой с назатыльником, а лакированные ногти — в дутых мужских перчатках. В этом наряде она со стороны казалась пугалом-недоростком, но Солнечные очки, критически оглядев ее перед выходом, сказал, что все нормально, сейчас многие так ходят. И вправду, внешний вид двоих из их компании действительно, мало чем отличался от ее, разве что ростом они были повыше.

Шли неторопливо, останавливались, смеялись. Прошел старичок со спаниелем, о которых упоминал Ява, — спаниеля пугнули. Кто-то грохнул пустой пивной бутылкой об асфальт. Солнечные очки упал, его долго поднимали, при этом повалив еще кого-то, что вызвало еще большее оживление. Прошли мимо второго подъезда. Курившие на скамейке девушки внимательно на них посмотрели и склонили головы друг к дружке, о чем-то зашептавшись. Компания миновала третий подъезд, дверь в который была плотно закрыта, остановилась возле четвертого, задрала головы и дико, вразнобой, заорала: