Энн Райс - Черная камея

"Я поеду обычным для любого смертного путем".

"И что ты будешь делать, когда доберешься туда?" – сурово поинтересовалась Петрония, окидывая меня взглядом.

"Буду жить своим домом, как всегда жил, – ответил я. – Снова займу свою комнату. Буду проводить время со своими родными, как это было раньше. И так будет продолжаться столько, сколько положено. Я не откажусь от них".

Петрония тоже медленно поднялась.

"Но ты ведь даже не знаешь, как прикидываться человеком, ты не имеешь об этом ни малейшего понятия".

"Нет, имею, – возразил я. – Я видел, как ты держишься. Судя по твоим рассказам, ты бродишь по земле с древности и тем не менее умудряешься обвести вокруг пальца любую компанию людей. Почему это должно быть трудно для меня? Я полон решимости добиться своего и не намерен отказываться от той жизни, которую вел раньше".

"Ты не можешь так просто уйти отсюда и жить, как тебе вздумается, Квинн, – мягко произнес Арион. – К тому же зачем тебе это? Ты теперь не принадлежишь обществу смертных".

"Я должен спросить у тебя разрешения?" – Я посмотрел ему прямо в глаза.

Он грациозно пожал плечами, как я и предвидел.

"Нет, тебе совсем не обязательно спрашивать разрешения".

"А мне наплевать, что ты станешь делать!" – взорвалась Петрония, и это я тоже предполагал.

"Значит, Хижина Отшельника теперь моя?" – с улыбкой спросил я.

"Пусть это будет моим подарком", – ядовито ответила она.

Я взглянул на старика.

"Манфред, мы еще с тобой встретимся".

"Будь осторожен, сынок", – сказал он.

Я вышел из зала и, отыскав парадную лестницу палаццо, тут же покинул дом. В город вела узкая извилистая тропа, по которой я пошел пешком.

Минут через двадцать я уже входил в вестибюль отеля "Эксельсиор", где мы три раза останавливались, посещая Неаполь. Я сразу направился к стойке консьержа Он меня вспомнил и не замедлил поинтересоваться здоровьем тетушки Куин.

"Меня ограбили. Вещей не осталось, – сказал я. – Мне нужно позвонить в кредит своей тетушке".

В ту же секунду телефон был предоставлен. Консьерж сразу отдал распоряжение подготовить для меня люкс.

Трубку сняла Жасмин. Начала всхлипывать. Когда к телефону подошла тетушка Куин, то она была близка к истерике.

"Послушай, – сказал я, – мне сейчас ничего не объяснить, но нахожусь я в Италии, в Неаполе. Мне нужен паспорт и очень нужны деньги". – Я снова и снова повторял ей, как сильно ее люблю, и что все произошло неожиданно даже для меня, и что я никогда не смогу все толком объяснить, но сейчас для меня самое главное переночевать в приличном месте, а завтра вечером начать добираться домой самолетом.

В конце концов, трубку взял Нэш. Он сообщил все нужные цифры кассиру, и меня официально устроили со всеми удобствами, пообещав в скором времени доставить билеты на самолет. Я объяснил Нэшу, что перелеты буду совершать только ночью – что я хочу вылететь отсюда в Милан ночным рейсом, затем из Милана в Лондон другим вечерним рейсом, и оттуда в Нью-Йорк тоже вечером. А из Нью-Йорка, разумеется, я намеревался вернуться в Новый Орлеан.

Когда за мной закрылась дверь номера, я впал в состояние шока.

Мне показалось, будто моя жизнь состояла из одного сплошного страха, по нарастающей, и что страх, который я испытывал в ту минуту, был хуже всего – тихий и холодный, беспощаднее паники, так что сердце уже стучало где-то в горле. Мне казалось, будто я никогда не избавлюсь от этого страха, никогда не избавлюсь от этой боли.

Тарквиний Блэквуд умер, это я прекрасно понимал. Но огромная часть моей души все еще продолжала существовать и жаждала только одного, хоть я и был ослеплен множеством нежелательных даров, – быть с тетушкой Куин, Томми, Жасмин, со всей моей родней, незаменимыми и обожаемыми людьми.

Я не собирался отказываться от семьи. Я не собирался так просто исчезнуть из Блэквуд-Мэнор, потихоньку уйти от всех, кого я так любил!

Нет, без борьбы я не собирался покидать их – я хотел попытаться из самых благородных побуждений жить рядом с ними столько, сколько смогу.

Что касается Моны, моей возлюбленной ведьмы, то я решил больше никогда ее не видеть и даже не позволить ей слышать мой голос по телефону. Никогда мое зло не должно было коснуться ее, никогда она не узнает о моей истинной судьбе. Никогда моя боль не смешается с ее болью.

Наверное, прошел целый час, а я все стоял, прислонившись спиной к двери, не в силах сдвинуться с места. Я заставил себя дышать глубоко. Я заставил себя не сжимать кулаки. Не бояться. Не испытывать ярости.

Ритуал свершился. Теперь мне предстояло жить дальше. Я должен был вернуться домой. Я должен был сделать все аккуратно, уверенно, я должен был любить тех, кто любил меня всем сердцем.

Наконец я прилег на кровать, чувствуя комок в горле и дрожа всем телом. Внезапно меня покинули силы, и я погрузился в сон, как обыкновенный смертный.

Кажется, мне ничего не приснилось. Я не видел во сне ни Пэтси, ни Ревекки, хотя вновь услышал женский смех, но мне было все равно.

Рассвет разбудил меня, словно ошпарил кипятком.

Я немедленно задвинул шторы, и комната погрузилась в приятную прохладную темноту. Затем я заполз под кровать и вскоре потерял сознание.

На следующий вечер у меня появился временный паспорт, наличность в карманах, новая карточка "Американ Экспресс" и билеты, чтобы начать путешествие. Прибыв в Лондон, я сразу понял, что придется выработать другой маршрут поездки, – я сделал пересадки в Новой Шотландии, Канаде и под конец в Ньюарке. Последний мой перелет был в Новый Орлеан.

Все это время я бесстрашно тренировался в умении насыщаться парой глотков. Я бродил в аэропортах среди огромных толп, как болотная рысь, часами выслеживал ту или иную жертву, прежде чем подворачивался удобный момент, этот сладостный момент, который я жаждал и ненавидел в то же самое время. Я ни на секунду не сомневался, что кажусь обыкновенным человеком всем прочим людям, что у меня приятный вид. Во время охоты я действовал безошибочно. Ни разу не убил. Ни разу не пролил ни одной капли крови.

Я испытывал муки страха и наслаждения, смешиваясь с людской толпой, как зверь в людском обличье. Многолюдные аэропорты стали для меня адом. Я словно видел в них декорации какой-то драмы в духе экзистенциализма. Но я быстро привыкал к охоте, как и к самой крови.

Наконец я оказался в главном терминале новоорлеанского аэропорта, и тетушка Куин открыла мне объятия, потом то же самое сделал и Нэш, и моя прелестная Жасмин, и мой маленький сынок, Джером, которого я подхватил на руки и поцеловал, крепко прижав к себе. Среди встречающих был и Томми, мой сдержанный тринадцатилетний дядя, которого я просто обожал. Я не мог удержаться, чтобы не обнять Томми.