Питер Страуб - Мистер Икс

Я пошел дальше, оставив указатель за спиной. Поскольку жизнь моя зависела от движения, я продолжал двигаться. Сзади послышались легкие шаги, и я резко повернулся на каблуках, но увидел лишь пару смазанных желтых глаз и слабый свет, льющийся из распахнутой двери. Глубокая, до звона в ушах, тишина висела в сером, напитанном влагой воздухе.

– Ну, вот мы и на месте, Роберт, – сказал я. – Сделай, что можешь.

Нерешительный шаг, следом другой прошелестели за моей спиной. Я сделал то, что должен был делать, – пошел вперед. Земля приподнялась, чтобы встретить мою ступню, и я ощутил, как меня охватило безумное ощущение радости. Вот мы и на месте – все это время мы бились, чтобы достичь этого самого места. Мерно, как часы, звучали шаги в сверкающем тумане. Я сделал единственное, на что мой неистовый двойник не был способен, и провалился на тридцать пять лет в глубь моего времени.

В семнадцатый день октября, года тысяча девятьсот пятьдесят восьмого, я стоял у дальней стены переполненного концертного зала Университета Альберта. Девушки в обтягивающих свитерах, тогда еще невинные ученицы, и парни в спортивных пиджаках заполняли ряды кресел, смотрели на сцену, где коротко стриженный светловолосый барабанщик в очках с толстыми стеклами, улыбающийся басист, который мог бы быть кузеном Уолтера Бернстайна, и очень взволнованный пианист задавали жару, приближаясь к концовке пьесы под названием, кажется, «Take the A Train». Похожий на аиста мужчина с широким выразительным ртом, с зачесанными назад волосами, в черных очках, переплел пальцы рук на корпусе своего альт-саксофона, облокотился на выгнутый бок рояля и внимательно вслушивался в игру приятелей-музыкантов. Лицо его отражало сложную композицию отстраненности, участия и вовлеченности – оно напомнило мне о Лори Хэтч.

Поглядывая с высоты роста на сидящих в зале, я стал подниматься по широкому центральному проходу. «Матросские» стрижки; «конские хвосты»; пучки на затылках; «французские» локоны; блестящие короткие волосы с четкими проборами. За несколько тактов до завершения «A Train» я безошибочно высмотрел в зале темную головку мамы. Вот она, восемнадцатилетняя Стар Данстэн, – сидит в десяти-двенадцати рядах от сцены, на втором от прохода месте. Изгиб ее шеи подсказал мне, что она уже наслушалась достаточно и музыка слегка утомила ее. Я еще продвинулся по проходу так, чтобы хорошенько разглядеть ее спутника. Пианист пригвоздил аккорд, барабанщик рубанул финал. Мужчина, сидевший рядом с мамой, поднял руки и зааплодировал. Его профиль был почти точной копией моего.

Пианист повернулся к залу и сказал:

– А сейчас мы вам сыграем балладу… которая называется «These Foolish Things».

Он поднял глаза на саксофониста и пробежался по клавишам, будто сделал набросок мелодии. Саксофонист оттолкнулся от рояля, подошел к микрофону в центре сцены и положил пальцы на кнопки инструмента. Он закрыл глаза и сконцентрировался, уже погружаясь в транс. Когда вступление подошло к концу, он сжал губами мундштук инструмента и повторил сыгранный фрагмент мелодии, будто только что придумал его. Затем плавно поднялся над мелодической линией песни и выдул текучую светлую фразу, будто говорившую: «Песню-то вы знаете, но известна ли вам эта история?»

Стар вскинула голову. Слушая и не слыша, скрывая презрение, Эдвард Райнхарт развалился в кресле.

В начале второго припева саксофонист сказал залу:

– Это было только начало.

Восходящая аркой мелодия заструилась из его саксофона, рисуя в воздухе свой образ. Музыкальная тема раскрывалась и ширилась, и альтист сказал: «Поехали». Как только он начал свою историю, от нее стали ответвляться новые, и одни вариации рождали другие непредвиденные вариации. Альтист поднимал звуки до страстного предела, позволял им стихать и вновь взмывать.

Стар чуть двинулась на стуле, открыла рот и подалась телом вперед. Я почувствовал, как по моим щекам побежали слезы.

«Он все глубже и глубже погружался в ту мелодию, и тут вдруг она раскрылась, словно утренний цветок, и выплеснула сотню других мелодий, каждая из которых становилась с новым мгновением полней и красивей…»

Альтист был недвижим – двигались только его пальцы. Он застыл, широко расставив ноги, закрыв глаза и небрежно опустив плечи. Его рот, захвативший мундштук саксофона, был словно гибкое морское существо. Нота за нотой, и потрясающая история во всех ее подробностях воспаряла над аудиторией, опускалась и впитывалась публикой, и каждый слушатель выстраивал в воображении собственный сюжет. Ударник встрепенулся, вскинул голову, и палочки замелькали над кожей барабанов; улыбчивый басист вернул мелодию в знакомое гармоническое русло; пианист мягко выдохнул: «Давай, Пол». Все происходящее казалось таким непринужденным, естественным и неизбывным, как широко развернутая панорама ландшафта при взгляде с горной вершины. И это длилось и длилось в течение, казалось, бесконечно повторяющихся рефренов.

А в другом времени, моем нынешнем, туман клубился над дорогой, где две пары ног приближались к неизведанному. Я прислонился спиной к стене и слушал, слушал – и целый мир раскрывался передо мной.

136

Что? А, вы хотите узнать, что стало с Робертом? Прошу прощения, но я уже ответил на этот вопрос – ответил так полно, как только возможно. Шаг в шаг, по нескончаемым переходам аэропортов, в ярко освещенных залах прибытия и отправления, в гостеприимных барах и сияющих отелях, вдоль тротуаров каждого города, в котором я останавливаюсь на неделю-другую в моем бесконечном перелете, мой настороженный слух всегда улавливает мягкую поступь Роберта.

Однако, поскольку вы задали этот вопрос, позвольте мне в свою очередь спросить вас. А вы уверены, в самом деле уверены, что знаете, кто поведал вам эту историю?

ПОСЛЕСЛОВИЕ АВТОРА

Преданные поклонники Лавкрафта, без сомнения, обратят внимание на то, с какой фамильярностью я изложил историю публикации «Ужаса в Данвиче». Этот рассказ появляется в сборнике «Изгой и другие рассказы», опубликованном под редакцией Августа Дерлета и Дональда Уондри в издательстве «Аркхем-Хаус» в 1939 году, за несколько лет до того, как Мистер Икс в военном училище «Фортресс» обнаруживает его в книге с тем же названием. На самом деле сборник «Ужас в Данвиче и другие рассказы» в редакции Дерлета для «Аркхем-Хаус» не публиковался до 1963 года.

С. Т. Джоши, автор наиболее полной биографии Лавкрафта «Г. Ф. Лавкрафт, жизнеописание», коротко упоминает о «необычайно странной личности из Баффало, штат Нью-Йорк», по имени Уильям Ламли, который воспринял лавкрафтовскую мифологию Старших Богов и Великих Старейших – обычно ее называют «мифологией Ктулху» – как реальный факт и упорно отстаивал свою веру перед оппонентами автора и перед его друзьями и соратниками. Джоши приводит выдержку из датированного 1933 годом письма Лавкрафта Кларку Эштону Смиту, где есть ироническое резюме позиции Ламли: «Мы можем думать, что пишем художественные произведения, и можем даже (хотя это абсурдно!) не верить в то, о чем пишем, однако где-то в глубине души мы говорим правду вопреки самим себе, тем самым невольно выступая глашатаями Тцатоггуа, Крома, Ктулху и других милостивых владык Потустороннего мира».