Келли Линк - Лучшее за год. Мистика, магический реализм, фэнтези (2003)

Он выдернул из-за пазухи кисть. Несколько человек попятились.

— Вот что я вам скажу, — произнес он. — Это ключ в рай. Мендоса кивнул мне и направился к дверям. Но прежде чем уйти в ночь, он сказал:

— Моя работа закончена.

Во вторник мы поднялись на рассвете. Накануне Хайме обнаружил прореху в новой крыше дома толстухи Антонии. Через эту щель можно было заглянуть прямехонько в ее спальню. Мы смотрели, как она одевается. Она колыхалась, как тучное грозовое облако.

— Любопытное зрелище, — прошептал я.

— Обильный урожай, — снисходительно бросил Хайме.

Ритуал одевания подошел к концу, и мы спустились на улицу. Услышали голоса, увидели людей, направлявшихся к площади, и только тогда неожиданно вспомнили.

— Сегодня! — завопили мы в один голос.

За сеньором Мендосой следовала растущая толпа. Его темная кожа подчеркивала яркость белой шевелюры. Одет он был в пыльный черный костюм, свой похоронный костюм. Подойдя к краю площади, он опустился на колени и сорвал крышку с новой банки краски. Потом с преувеличенной важностью достал кисть и поднял ее вверх, чтобы всем было видно. Толпа одобрительно загудела, раздались редкие аплодисменты. Он повернулся к банке и погрузил кисть в краску. Наступила тишина. Сеньор Мендоса нарисовал на земле, вымощенной плитняком, черный завиток, а потом принялся наносить круговые мазки своей легендарной кистью, пока завиток не превратился в ровный черный круг. Затем, не переставая улыбаться, он виртуозно взмахнул кистью, оторвав ее от земли, и провел в воздухе черту, которая зависла, блестя мокрой краской. Мы охнули. Мы зааплодировали. Тем временем сеньор Мендоса провел в воздухе горизонтальную линию, соединив ее под прямым углом с первой чертой. Мы издали приветственные возгласы. Мы засвистели. Он продолжал рисовать линии вверх и вбок, вверх и вбок, пока хватало роста. Вскоре все стало ясно. Мы снова принялись аплодировать, на этот раз с чувством. Сеньор Мендоса обернулся к нам и один раз махнул рукой — мы так никогда и не узнаем, то ли это был прощальный жест, то ли приказ расходиться, — после чего поднял ногу и поставил ее на первую горизонтальную черту. «Нет», — раздалось в толпе. Он поднялся на следующую ступень. Толстуха Антония упала в обморок. Мальчишки бросились заглядывать ей под подол, когда она свалилась, но мы с Хайме не двинулись с места, как настоящие мачо, мы ведь уже все видели. А сеньор Мендоса тем временем шагал все выше. Он рисовал свою лестницу, возносившую его над площадью, над всей деревней, над осыпающейся церковью Бонифасио, над кладбищем, где он никогда не смыкал век и уже явно никогда не сомкнет. Криспин получил отличный навар, продавая пиво в толпе. Сеньор Мендоса, превратившийся к этому времени в маленькую точку, не больше высоко летящей вороны, карабкался ввысь, над рекой Балуарте и ее смертоносным мостом, над Эль Яуко и перевернутым носом Кеннеди, и вскоре почти скрылся из виду. Лестница покачивалась, как струйка дыма на легком ветерке. Людям стало скучно, они начали разбредаться, кто вернулся к работе, а кто к обычным сплетням. Тем же вечером мы с Хайме снова оказались на крыше толстухи Антонии.

Случилось это пятого июня. Той самой ночью, в полночь, начались дожди. К утру всю краску смыло.

Маргарет Ллойд

Пять стихотворений

Пер. С. Степанова

Уроженка Уэльса Маргарет Ллойд преподает литературу в колледже Спрингфилда, штат Массачусетс. Ее работы публиковались в «Poetry East», «The New England Review», «The Minnesota Review», «The Gettysburg Review», «The Literary Review» и «Passages North». Она автор поэтического сборника «This Particular Earthly Scene», лауреат книжной премии имени Эллис Джеймс. В настоящее время Маргарет Ллойд работает над книгой, вдохновленной легендами о короле Артуре, как и публикуемые в настоящей антологии «Пять стихотворений».

Первая ночь с Ланселотом

В первую ночь всёвидел лишьлунный свет.

Но едва он вошел,свет померк,словно в туче луна.

Как страдала я за него,знавшего — я королева!

Воображенье на помощьзвала я, как всякий художник,нет — не обман,не притворство.

Мы сменяли одно на другоепод темным покровом крыл ночи.

Вторая ночь

В ночь вторую в меняБог вел его моею рукой.Второй ночи предсказанью не надо,мне — надо.

Гневом и рассудком его,я рисковала,ибо днем он не могв лицо мне смотреть. Проснувшись,обезумел он, голым в лес убежал,был забросан камнямии брошен в телегу с мертвой свиньей.

Но признаюсь — не выходя из меня,он немного поспал в эту ночь,вздыхая во сне, словно мальчик.

Я, глупая, думала о себе теперьбудет любить мать своего ребенка.

Глядя со стены

И в последний разон был шут мой,спящий в саду у колодца.

Как близки были мы к любви и безумью,к тому, чего оба желали.Теперь все так глупо и скучно.

Борьба женщин с мужчинами.Обманы пророчеств.Соблазн и моя красота.

За отъездом его со стены я следила,с запада стадо плелось,как ведется от веку. Я б могла бытькоровой. Долгие зимние ночиспала б на соломе, не зная стыда.

Гвиневера: услышав о рождении Галахада

Я в горы пошла,выше мест, где утесник растет,пока не устала так,что не в силах былавспомнить голос его.Не об этом ли он говорил,мол, собой не владел он,идя на свиданье с Элейн.Мол, думал, она — это я.Говорят, мол, эти я приняла извиненья.Как бы не так! Он кругом виноват.Что мне байки,попытки его обелить,лишь в любви ко мне, мол, он виновен.

Элейн сторожит Галахада

Из ночи в ночь над яслями стою,Ты под ладонью моей, дышуРовно и тихо, чтоб спал.

На берегу сторожу,Воробьиной лапки не большеТы издали.

Ровно дышу, чтоб сокола твоегоне спугнуть, море пенные пальцытянет к тебе.

Пена потери отца твоего,Словно водорослей ком на песке.Сторожа, что мне дать, дыханья ровного кроме?

Стивен Галагер