Аника - Ольга Рубан

- Я обещаю, Святой Отец…, - смиренно склонил голову узник, - Но это очень далеко отсюда. Мы ведь проделали большой путь.

…

- Проснулся я от собственного надсадного кашля. Открыл глаза и тут же подскочил, уверенный, что учинил пожар, плохо выложив накануне кострище. Над нашей полянкой стоял густой дым, но огня нигде не было видно. Кострище же было завалено свежесорванной и отчаянно дымящей травой, а сверху на ворохе стояла, вытянувшись в струнку Аника и на одной ноте еле слышно тянула какую-то песню… Слов я разобрать не мог, но мне показалось, что ее пение очень напоминает текст из тех странных книжек. Что-то состоящее почти из одних гласных: «Оооо-ыыы-оооо … блоооо-ааа-ууум…».

Чертыхнувшись, я кинулся к девочке, собираясь снять ее, но она внезапно умолкла и взмахнула руками, отгоняя обволакивающий ее густой чад. Тот, двинувшись было в потоке воздуха вперед, вдруг остановился, покачался, словно в раздумье, и стал вытягиваться в абсолютно невозможном направлении, превратившись в дымную нить – такую густую, что ее, казалось, можно было намотать на палец. Она тянулась и тянулась прочь, собирала весь дым с поляны и костра, напитывалась им и терялась вдалеке за деревьями.

- Теперь ни за что не заплутаю, - хрипло проворчала Аника и закашлялась. Выражение дебильного удивления на моем и без того не слишком умном лице уже стало привычным для нас обоих. Я оглядел удовлетворенно щурящуюся вдаль Анику, потом снова сосредоточился на петляющей меж стволов дымной нити. Та уже начала разрушаться и вскоре растаяла без следа, - Полей мне на ноги, Бенни… жжётся!

Словно под гипнозом, я снял ее с кучи тлеющей травы, усадил на поваленный ствол и полил черные от сажи стопы из своей фляги. Мои опасения, что ноги она обожгла углями, не подтвердились – на них густой россыпью вздулась крапивная сыпь. Крапива была еще молодая и не причинила большого вреда, но я, скорее, чтобы дать себе время собраться с мыслями, решил сходить к реке за водой. Девочке не помешало бы подержать ноги в холодной воде.

Двинувшись в сторону навеса из еловых лап, под которым накануне я сложил наш скарб, я застыл. Увесистая еще вчера поклажа скукожилась до единственной сумки – той самой, с которой я некогда вышел из своего родного дома. Рядом, прислоненный к дереву, стоял купленный в деревне жестяной таз.

- Где?... Куда ты все дела?

- Ничего не осталось, Бенни…, - ответила она, рассеянно растирая покрасневшие стопы, - Байшин ушел.

- Бай…? Послушай-ка, юная леди! Сейчас я пойду к реке, чтобы набрать воды для твоих белых ножек. У тебя будет около получаса, чтобы вернуть все наши вещи на место. Обещаю, что не буду ругаться. Мы просто все это забудем…

- Я сожалею. Байшин ушел, а вместе с ним и остатки его даров. С этим уже ничего не поделаешь.

- Ты просто… разыгрываешь меня! – внезапно я почувствовал острую, детскую обиду, - Все из-за того, что я в кое-веке проявил характер, ведь так? Решила отомстить за то, что не согласился остаться? И пока я спал, спрятала все? Я прямо сейчас пойду туда и докажу…

Аника молчала, глядя на меня с глуповатой улыбкой. Навалилась усталость. Я понимал, что веду себя, как дурачок, как Маловер Томас, придирчиво разглядывающий раны Христовы. Но как можно было всерьез поверить, что дом из дерева и камня, в котором мы прожили полгода, превратился в болото? А все, что мы из него вынесли, просто… испарилось? Я опустился на траву и обхватил голову руками.

- Поэтому ты и не взяла свои драгоценные книжки? А я то удивлялся…, - я помолчал, - Почему же ты позволила мне тащить все эти тяжести за несколько миль, если знала…

- А ты бы мне поверил?

Я покачал головой. Я до сих пор не верил. И уж, конечно, отмахнулся бы, если бы она даже заикнулась на этот счет. Шутка ли – бросить столько еды по одному лишь наущению блаженной! Мне казалось, что даже если бы чертов дом (простите, Преподобный!) стал расползаться у меня на глазах, я до последнего пытался бы вынести припасы…

- И что теперь? – спросил я уныло, - Мы снова превратимся в пилигримов и будем слоняться по лесам?

- Мы не будем слоняться, - ответила Аника, - В прошлый раз у меня не было четкого ориентира, лишь зов ненадежного сердца. Теперь же я совершенно точно знаю направление и с пути не собьюсь.

- Эта дымная веревка… Она и указывает путь?

Девочка кивнула.

- Куда? Впрочем… она ведь тоже исчезла.

- Она не исчезла. Это ты ее не видишь, - Девочка встала, поморщилась и присела рядом со мной на корточки, - Хеты нашли свое место и построили целую империю на голых камнях… Просто положись на меня. Империю я тебе не обещаю, но, если ты мне поможешь, мы скоро найдем плодородную почву и взрастим свой храм. И будем жить в нем долго, счастливо, в тепле и сытости…

- А… чем тебе не угодило то, которое мы оставили? – я хмыкнул, все еще не желая верить, - Оно рядом. И проверенное. И наши припасы…

- Нет. Это чужое место, - она поднялась, - Ты отдохни пока. Я наберу воды, залью костер, и мы двинемся в путь. Как раньше - налегке.

- Далеко идти?

- Не знаю, - она беззаботно пожала плечами, - Когда дойдем, узнаем.

Она подтянула драные на коленках штаны и вприпрыжку отправилась к реке. Ноги у нее больше не болели.

…

За то лето мы проделали огромный путь. Впрочем, он в корне отличался от прошлых слепых шатаний. Девочка ни разу не сбилась с курса или, может быть, просто иной раз не показывала вида. Но, если учесть, что уже в начале августа мы дошли до цели, она действительно знала дорогу. Несколько раз я заходил во встречающиеся на пути деревни, пополнял запасы одежды и еды, и все больше скучал по простой человеческой жизни и общению. Аника же по-прежнему шарахалась от любых поселений и наотрез отказывалась присоединиться ко мне. Впрочем, вылазки эти были нечастыми, и мы, в основном, кормились лесом и изредка пересекающими наш путь речками.

Лето выдалось холодным и дождливым, но