Федор Сологуб - Стихи о вампирах (сборник)

А. Пушкин

Домовому

Поместья мирного незримый покровитель,Тебя молю, мой добрый домовой,Храни селенье, лес и дикий садик мойИ скромную семьи моей обитель!Да не вредят полям опасный хлад дождейИ ветра позднего осенние набеги;Да в пору благотворны снегиПокроют влажный тук полей!Останься, тайный страж, в наследственной сени,Постигни робостью полунощного вораИ от недружеского взораСчастливый домик охрани!Ходи вокруг его заботливым дозором,Люби мой малый сад и берег сонных вод,И сей укромный огородС калиткой ветхою, с обрушенным забором!

Люби зеленый скат холмов,Луга, измятые моей бродящей ленью,Прохладу лип и кленов шумный кров —Они знакомы вдохновенью.

Русалка

Над озером, в глухих дубровахСпасался некогда монах,Всегда в занятиях суровых,В посте, молитве и трудах.Уже лопаткою смиреннойСебе могилу старец рыл —И лишь о смерти вожделеннойСвятых угодников молил.

Однажды летом у порогуПоникшей хижины своейАнахорет молился богу.Дубравы делались черней;Туман над озером дымился,И красный месяц в облакахТихонько по небу катился.На воды стал глядеть монах.

Глядит, невольно страха полный;Не может сам себя понять…И видит: закипели волныИ присмирели вдруг опять…И вдруг… легка, как тень ночная,Бела, как ранний снег холмов,Выходит женщина нагаяИ молча села у брегов.

Глядит на старого монахаИ чешет влажные власы.Святой монах дрожит со страхаИ смотрит на ее красы.Она манит его рукою,Кивает быстро головой…И вдруг – падучею звездою —Под сонной скрылася волной.

Всю ночь не спал старик угрюмыйИ не молился целый день —Перед собой с невольной думойВсё видел чудной девы тень.Дубравы вновь оделись тьмою:Пошла по облакам луна,И снова дева над водоюСидит, прелестна и бледна.

Глядит, кивает головою,Целует издали шутя,Играет, плещется волною,Хохочет, плачет, как дитя,Зовет монаха, нежно стонет…«Монах, монах! Ко мне, ко мне!..»И вдруг в волнах прозрачных тонет;И всё в глубокой тишине.

На третий день отшельник страстныйБлиз очарованных бреговСидел и девы ждал прекрасной,А тень ложилась средь дубров…Заря прогнала тьму ночную:Монаха не нашли нигде,И только бороду седуюМальчишки видели в воде.

Нереида

Среди зеленых волн, лобзающих Тавриду,На утренней заре я видел нереиду.Сокрытый меж дерев, едва я смел дохнуть:Над ясной влагою полубогиня грудьМладую, белую как лебедь, воздымалаИ пену из власов струею выжимала.

Бесы

Мчатся тучи, вьются тучи;Невидимкою лунаОсвещает снег летучий;Мутно небо, ночь мутна.Еду, еду в чистом поле;Колокольчик дин-дин-дин…Страшно, страшно поневолеСредь неведомых равнин!

«Эй, пошел, ямщик!..» – «Нет мочи:Коням, барин, тяжело;Вьюга мне слипает очи;Все дороги занесло;Хоть убей, следа не видно;Сбились мы. Что делать нам!В поле бес нас водит, видно,Да кружит по сторонам.

Посмотри: вон, вон играет,Дует, плюет на меня;Вон – теперь в овраг толкаетОдичалого коня;Там верстою небывалойОн торчал передо мной;Там сверкнул он искрой малойИ пропал во тьме пустой».

Мчатся тучи, вьются тучи;Невидимкою лунаОсвещает снег летучий;Мутно небо, ночь мутна.Сил нам нет кружиться доле;Колокольчик вдруг умолк;Кони стали… «Что там в поле?» —«Кто их знает? пень иль волк?»

Вьюга злится, вьюга плачет;Кони чуткие храпят;Вот уж он далече скачет;Лишь глаза во мгле горят;Кони снова понеслися;Колокольчик дин-дин-дин…Вижу: духи собралисяСредь белеющих равнин.

Бесконечны, безобразны,В мутной месяца игреЗакружились бесы разны,Будто листья в ноябре…Сколько их! куда их гонят?Что так жалобно поют?Домового ли хоронят,Ведьму ль замуж выдают?

Мчатся тучи, вьются тучи;Невидимкою лунаОсвещает снег летучий;Мутно небо, ночь мутна.Мчатся бесы рой за роемВ беспредельной вышине,Визгом жалобным и воемНадрывая сердце мне…

Гусар

Скребницей чистил он коня,А сам ворчал, сердясь не в меру:«Занес же вражий дух меняНа распроклятую квартеру!

Здесь человека берегут,Как на турецкой перестрелке,Насилу щей пустых дадут,А уж не думай о горелке.

Здесь на тебя как лютый зверьГлядит хозяин, а с хозяйкой…Небось не выманишь за дверьЕе ни честью, ни нагайкой.

То ль дело Киев! Что за край!Валятся сами в рот галушки,Вином хоть пару поддавай,А молодицы-молодушки!

Ей-ей, не жаль отдать душиЗа взгляд красотки чернобривой,Одним, одним не хороши…»– А чем же? расскажи, служивый.

Он стал крутить свой длинный усИ начал: «Молвить без обиды,Ты, хлопец, может быть, не трус,Да глуп, а мы видали виды.

Ну, слушай: около ДнепраСтоял наш полк; моя хозяйкаБыла пригожа и добра,А муж-то помер, замечай-ка.

Вот с ней и подружился я;Живем согласно, так что любо:Прибью – Марусенька мояСловечка не промолвит грубо;

Напьюсь – уложит, и самаОпохмелиться приготовит;Мигну бывало: Эй, кума! —Кума ни в чем не прекословит.

Кажись, о чем бы горевать?Живи в довольстве, безобидно!Да нет: я вздумал ревновать.Что делать? враг попутал, видно.

Зачем бы ей, стал думать я,Вставать до петухов? кто просит?Шалит Марусенька моя;Куда ее лукавый носит?

Я стал присматривать за ней.Раз я лежу, глаза прищуря,(А ночь была тюрьмы черней,И на дворе шумела буря).

И слышу: кумушка мояС печи тихохонько прыгнула,Слегка обшарила меня,Присела к печке, уголь вздула

И свечку тонкую зажгла,Да в уголок пошла со свечкой,Там с полки скляночку взялаИ, сев на веник перед печкой,

Разделась донага; потомИз склянки три раза хлебнула,И вдруг на венике верхомВзвилась в трубу и улизнула.

Эге! смекнул в минуту я:Кума-то, видно, басурманка!Постой, голубушка моя!..И с печки слез – и вижу: склянка.

Понюхал: кисло! что за дрянь!Плеснул я на пол: что за чудо?Прыгнул ухват, за ним лохань,И оба в печь. Я вижу: худо!

Гляжу: под лавкой дремлет кот;И на него я брызнул склянкой —Как фыркнет он! я: брысь!.. И вотИ он туда же за лоханкой.

Я ну кропить во все углыС плеча, во что уж ни попало;И всё: горшки, скамьи, столы,Марш! марш! всё в печку поскакало.

Кой черт! подумал я: теперьИ мы попробуем! и духомВсю склянку выпил; верь не верь —Но кверху вдруг взвился я пухом.

Стремглав лечу, лечу, лечу,Куда, не помню и не знаю;Лишь встречным звездочкам кричу;Правей!.. и наземь упадаю.

Гляжу: гора. На той гореКипят котлы; поют, играют,Свистят и в мерзостной игреЖида с лягушкою венчают.

Я плюнул и сказать хотел…И вдруг бежит моя Маруся:– Домой! кто звал тебя, пострел?Тебя съедят! – Но я, не струся:

– Домой? да! черта с два! почемМне знать дорогу? – Ах, он странный!Вот кочерга, садись верхомИ убирайся, окаянный.

– Чтоб я, я сел на кочергу,Гусар присяжный! Ах ты, дура!Или предался я врагу?Иль у тебя двойная шкура?

Коня! – На, дурень, вот и конь. —И точно: конь передо мною,Скребет копытом, весь огонь,Дугою шея, хвост трубою.

– Садись. – Вот сел я на коня,Ищу уздечки, – нет уздечки.Как взвился, как понес меня —И очутились мы у печки.

Гляжу: всё так же; сам же яСижу верхом, и подо мноюНе конь – а старая скамья:Вот что случается порою».

И стал крутить он длинный ус,Прибавя: «Молвить без обиды,Ты, хлопец, может быть, не трус.Да глуп, а мы видали виды».

Вурдалак