Стивен Кинг - Круг оборотня

Кто посылает эти письма?

Он не знает. О нападении оборотня на Марти Кослоу не сообщалось в местной еженедельной газете, а он всегда гордился тем, что не слушает сплетни и слухи. Преподобный отец Лоу не знает о Марти ничего, точно так же, как тот до Хэллоуина не знал о нем. К тому же у него никогда не сохраняется каких бы то ни было воспоминаний о действиях, совершенных им в зверином обличии Он лишь испытывает блаженство и легкость, как от алкоголя, когда круг завершается, и беспокойство перед его началом на следующий месяц.

Я помню о боге, размышляет он. Вскочив с места, он принимается расхаживать по гостиной в тишине, нарушаемой лишь торжественным тик-так дедовских часов. Его шаги становятся все более быстрыми. Я помню о боге и потому не стану убивать себя. Здесь, в Таркерс Миллс, я служу добру, а если сам иногда и совершаю зло, то что ж тут такого? Люди творят зло испокон веков. Ведь зло, как и добро, состоит на службе у провидения и помогает воплощать в жизнь божественный замысел, по крайней мере так говорится в книге Иова. Если я был проклят извне, то тогда бог сам определит мне время и срок. Все на свете подчиняется его воле… Но кто же все-таки автор этих писем? Стоит ли мне навести справки и узнать, кто подвергся нападению четвертого июля? Каким образом я потерял глаз? Возможно, следует заставить его замолчать… Но не теперь, не в этом месяце. Пусть сначала собаки разойдутся по своим конурам. Да…

Лестер Лоу уже почти бегом носится по комнате, наклонившись вперед и ссутулив плечи. Он даже не замечает, что обычно жиденькая щетина на его подбородке (ему бывает достаточно бриться раз в три дня… большую часть каждого месяца) приобрела вид длинной, густой, свалявшейся шерсти. Единственный темно-карий глаз его заметно посветлел, и цвет его с каждым мгновением все больше приближается к изумрудно-зеленому. Отец Лоу начинает разговаривать с самим собой, не останавливаясь ни на секунду и все ниже наклоняясь к земле… Голос его чрезвычайно напоминает сдавленное рычание.

Наконец, когда серый ноябрьский день уже подходит к концу и надвигаются ранние сумерки, он бросается на кухню, поспешно срывает с гвоздя ключи от автомобиля и торопливо направляется к машине. С улыбкой на лице он садится в нее и с той же улыбкой гонит ее всю дорогу в Портленд, не сбавляя скорости, даже когда внезапно пошедший снег — первый в этом году — резко ухудшает видимость, искрясь и переливаясь в ослепительном свете фар. Он чувствует присутствие луны где-то там, в заоблачной вышине; чувствует ее непреодолимое притяжение. Его грудная клетка расширяется, и швы на белой рубашке, не выдержав, расходятся.

Он настраивает приемник на волну рок-н-ролльной радиостанции и чувствует себя просто… Великолепно!

То, что случается позднее этой же ночью, является воплощением божественного правосудия или прихотью одного из тех древних идолов, которым люди поклонялись и совершали жертвоприношения, собираясь лунными ночами внутри колец, сложенных из каменных глыб. В любом случае это очень смешно, потому что Лоу уехал в Портленд, чтобы превратиться в Зверя там, подальше от Таркерс Миллс. Но когда это происходит, волей судьбы его жертвой становится не кто иной, как Милт Штурмфеллер, всю свою жизнь проживший именно в Таркерс Миллс… И, возможно, это доказывает, что Бог действительно справедлив, так как во всем городе невозможно отыскать большего мерзавца и негодяя, чем Милт Штурмфеллер. Не в первый раз отбывал он на ночь глядя в Портленд, говоря избитой жене, что едет туда по делам. Однако дела его сводились лишь к встречам с второразрядной девицей по имени Рита Теннисон, уже успевшей наградить его лишаем, которым он в свою очередь заразил Донну Ли, ни разу за все годы замужества даже не взглянувшую на другого мужчину.

Отец Лоу на скорую руку зарегистрировался в мотеле «Дрифтвуд», под окнами которого проходила железнодорожная ветка Портленд-Вестбрук. Игрою случая стало то обстоятельство, что именно там решили заняться своими «делами» Милт Штурмфеллер и Рита Теннисон.

Милт покидает свой номер в четверть одиннадцатого и выходит на улицу, чтобы забрать бутылку бурбона, оставленную им в машине. Мысленно он поздравляет себя с тем, что проводит эту ночь полнолуния вдали от Таркерс Миллс. Но вдруг этот самый одноглазый Зверь прыгает ему на спину с крыши стоящего перед мотелем небольшого автобуса и одним сокрушительным ударом могучей лапы отрывает его голову от туловища. Ликующее рычание волка — последний звук, который Милт Штурмфеллер слышит в своей жизни. Его голова с широко открытыми глазами закатывается под автобус; из разорванной шеи фонтаном бьет ярко-красная кровь. Припав к ней, Зверь начинает жадно пить в тот самый миг, когда из трясущейся в предсмертных конвульсиях руки выпадает бутылка бурбона.

На следующий день, возвратившись в Таркерс Миллс и чувствуя себя просто… великолепно, отец Лоу прочитает сообщение о новом убийстве в газете и подумает про себя: ОН Был плохим человеком. Все на свете подчиняется воле божьей.

Однако в следующее мгновение на смену ей придет другая мысль: Кто этот ребенок, посылающий мне письма? С кем я повстречался в ту ночь в июле? Пора найти его. Пора прислушаться к сплетням.

Преподобный отец поправляет повязку на глазу, вытряхивает следующую часть газетного выпуска и мысленно повторяет: Все на свете подчиняется богу и служит ему. Если на то будет божья воля, я найду его. И тогда я заставлю его замолчать. Навсегда.

Декабрь

Сегодня новогодняя ночь, и до полуночи осталось не более четверти часа. Как и во всем остальном мире, в Таркерс Миллс завершается старый год. Как и повсюду, он принес с собой сюда перемены.

Милт Штурмфеллер мертв, и его жена, наконец-то вырвавшись на свободу, покинула город. Одни утверждают, что Донна Ли уехала в Бостон, другие говорят, будто она перебралась в Лос-Анджелес. Одна женщина попробовала открыть здесь книжный магазин, но обанкротилась; впрочем, парикмахерская Стэна Пелки, супермаркет «Маркет Баскет» и пивная по-прежнему открыты и, слава Богу, не собираются закрываться. Клайд Корлисс тоже мертв, зато два его никчемных брата, Элдон и Эррол, живы-здоровы. Правда, они живут теперь в небольшом, похожем на Таркерс Миллс городке, расположенном неподалеку: у них не хватило духу остаться здесь. Бабушка Хэгью, умевшая печь пироги лучше всех в городе, скончалась от сердечного приступа, а Вилли Хэррингтон, которому стукнуло уже девяносто два, поскользнулся на льду прямо перед входом в свой маленький домик на Болл-стрит в конце ноября и сломал бедро. Городская библиотека получила по завещанию одного богача, приезжавшего сюда летом, значительную сумму, и на следующий год намечена постройка юношеского зала, о чем шли разговоры с незапамятных времен. У Олли Паркера, директора школы, в октябре начались регулярные носовые кровотечения, не проходившие долгое время, и врач поставил ему диагноз «большое перенапряжение». «Хорошо, что у вас хоть не вытекли мозги», — проворчал доктор, беря аппарат для измерения кровяного давления, после чего заявил, что Олли следует похудеть по крайней мере фунтов на сорок. Ко всеобщему удивлению, уже к Рождеству Олли Паркер сбросил двадцать и теперь выглядит совершенно другим человеком, да и чувствует себя намного лучше.