Дэн Симмонс - Зимние призраки

Ознакомительный фрагмент

– Господи! – в отчаянии воскликнул Дейл.

Он отложил телефон, взвесил на ладони смертоносный заряд и направился к задней двери. Пройдя несколько метров по грязной дороге, которую усиленно поливал ледяной дождь, он размахнулся и зашвырнул патрон как можно дальше в кукурузную стерню, после чего вернулся в дом и проверил все остальные привезенные коробки: вываливал на пол в столовой и кабинете стопки книг, перетряхивал одежду и другие вещи, пока не удостоверился в отсутствии других патронов.

Покончив с этим занятием, он отнес заново упакованный «саваж» вниз, в подвал Дуэйна, ярко освещенный лампочками и теплый благодаря работающему обогревателю, где спрятал одну часть разобранного ружья за верстак, а вторую – в небольшую нишу, заставленную стеклянными банками, в которых, как ему показалось сначала, плавали маленькие окровавленные человеческие внутренности. Помидоры, решил он.

Затем он поднялся наверх, почитал пару часов, начав с Дантова «Ада», но вскоре переключившись на забавный детектив Дональда Вестлейка из серии произведений о Дормундере, а в восемь, перед тем как выключить свет, зашел в ванную и принял две таблетки флюразепама и три – доксепина. Уж этой ночью он будет спать.

Где-то часа в три ночи – он не сумел разобрать цифры на часах, потому что зрение и мозг были затуманены лекарствами, – Дейла разбудил вой собаки, доносившийся из кухни. Он осознал, что находится не на ранчо – должно быть, снова заснул в кожаном кресле в своем домашнем кабинете в Мизуле, – и удивился, почему Энн или кто-нибудь из девочек не выпустит Хассо, их пса, на улицу. Вой сделался громче, но вскоре затих. Дейл снова начал проваливаться в сон, но тут девчонки принялись топать и что-то ронять наверху… Нет, шаги слишком тяжелые для его дочек. Должно быть, у них в гостях какие-то парни. «Так поздно? – смутно подумал Дейл. – И разве Маб не в колледже?»

Пока он пытался собраться с мыслями, недоумевая, почему его кожаное кресло сделалось вдруг таким жестким и бугристым, шум наверху прекратился, зато снаружи завыла еще одна собака. Дейл сознавал, что ему нужно встать и выпустить Хассо на улицу, а потом подняться наверх, в спальню, – Энн отругает его утром за то, что он снова заснул в кабинете, – но чувствовал себя измотанным до предела и совершенно без сил.

В конце концов под скрежет когтей Хассо о плитки пола в кухне он погрузился в тяжелый наркотический сон.

Глава 6

Я сказал, что не помню обстоятельств собственной гибели, и это правда, зато мне отлично – лучше, чем самому Дейлу, – известны подробности его попытки самоубийства.

Перед тем как год назад, в сентябре, Клэр приехала к Дейлу в последний раз, чтобы попрощаться, и улетела обратно в Принстон, он почти пять месяцев провел на ранчо в полном одиночестве. С Энн он объяснился весной, в апреле уехал из своего дома в Мизуле, летом время от времени виделся с девочками, но не на ранчо, потому что Маб наотрез отказалась приезжать туда, а Кэти во всем подражала сестре.

Дейл плохо спал всю весну и лето, а к тому времени, когда тополя и осины на склонах гор и в долине сбросили листья, бессонница окончательно взяла над ним власть. Ночи превратились в арену борьбы с ураганом мыслей, с огневым вихрем безумной и бессмысленной мозговой деятельности. Он мотался по темным комнатам ранчо, неизменно заканчивая кабинетом, ветер грохотал оконными рамами, а он сидел в едва подсвеченной голубым компьютерным экраном темноте и строчил письмо за письмом: по большей части Клэр, иногда Энн, довольно часто Маб или Кэти и время от времени друзьям, с которыми не виделся по многу лет. На рассвете он уничтожал все до единого письма и час-другой пытался забыться в мутной дремоте. Его преподавание в университете – давно уже на автопилоте – пошло псу под хвост. Заведующий кафедрой, не относившийся к числу друзей Дейла, вызвал его к себе, чтобы сделать предупреждение. Декан, старая приятельница, в итоге отреагировала на жалобы и в доверительной беседе сказала Дейлу, что знает о его разводе, о пристрастии к выпивке и что вместе с остальными коллегами готова ему помочь. Однако Дейл отказался от всех предложений.

Он вовсе не пристрастился к выпивке. Алкоголь интересовал его не больше, чем пища. С середины сентября до четвертого ноября он потерял около тридцати фунтов. Его кратковременная память отказывалась сохранять информацию, и в конце концов наступил момент, когда он полностью перестал погружаться в фазу глубокого сна. Кто-то из коллег по кафедре английского языка сказал, что глаза Дейла похожи на две дырки, прожженные сигаретой в белой простыне. Дейл ни разу не слышал такого сравнения – оно как-то не попадалось ему, пояснил он коллеге, – но теперь вспоминал его каждый раз, когда смотрел на себя в зеркало.

Дейл ездил на своем мерине по долинам и садам вокруг ранчо, иногда пропадал там по нескольку дней, спал под тонкими одеялами и почти ничего не ел – только время от времени грыз галеты и варил на костре жидкий кофе. Он был совершенно уверен, что мерин считает его сумасшедшим. И не в меньшей степени был уверен, что мерин прав.

В третью неделю октября, написав и уничтожив пару десятков писем, сотню раз схватившись за телефонную трубку только для того, чтобы набрать номер в Прин-стоне и повесить трубку, не дождавшись гудка, Дейл затолкал в холщовый рюкзак смену белья, запасные джинсы, старую синюю фланелевую рубашку и бутылку воды, запрыгнул в половине одиннадцатого вечера в «тойоту» и поехал в сторону Принстона по шоссе 1-90 – через Вайоминг, Южную Дакоту, Миннесоту, Висконсин, Чикаго, север Индианы, север Огайо, захватил часть Пенсильвании и западную часть штата Нью-Йорк… Через шестьдесят три часа бездумной гонки он остановился на транзитной автостраде Нью-Йорка, очнулся, осознал, что затеял что-то ненужное, и медленно покатил обратно в Монтану. К северу от Миннеаполиса он свернул на шоссе 1-94 и двинулся в объезд, через по-зимнему холодную Северную Дакоту.

В последние дни октября он написал поэму на шестьдесят четыре листа – нечто среднее между эпической одиссеей своей поездки и исполненным любви и понимания письмом к Клэр. По моему твердому убеждению, поэма представляла собой шедевр, созданный безумцем: логичное истолкование совершенно не поддающегося логике сумасшествия и одновременно самое выдающееся произведение Дейла Стюарта на любовную тему.

К сожалению, он так и не перенес это патетическое произведение на бумагу, не положил в конверт, не наклеил марку, не бросил в почтовый ящик, а просто послал его по электронной почте. Столь тяжкое для него произведение не обрело реального веса. В три часа двадцать шесть минут утра первого ноября он отправил послание на новый университетский адрес Клэр, который отыскал в справочнике «Бигфут». Дейл проспал в тот день шесть часов, это был самый долгий непрерывный сон за последний месяц. Одна строчка письма и шестьдесят четыре страницы вложения пришли обратно в тот же день, без комментариев, почти наверняка непрочитанные. Дейл не удивился и уничтожил все копии поэмы.