Мария Барышева - Последнее предложение

— Ладно, это не так уж и сложно, — нетерпеливо сказала Шайдак, обводя всех нерешительным взглядом. — Подумаешь, закончить книгу! Достаточно лишь…

— Никакой халтуры, Ксюша, — Денис насмешливо погрозил ей пальцем. — Ты ошибаешься, если думаешь, что тебе удастся все закончить парой предложений, описывающих счастливый конец. Вам придется подумать, изучить материал, прислушаться к своим мыслям… как вы всегда это делали. Это должно быть настоящим.

— Ты хочешь буриме? — спросила Альбина, обхватывая себя руками и чуть морщась. Лозинский отрицательно мотнул головой.

— Нет. Пусть каждый пишет самостоятельно. Пусть каждый пишет свое. Пусть каждый пишет, как хочет и как считает нужным.

— Какое же это соавторство? — удивился Семыкин. — Это сугубо индивидуальное творчество.

— Ты ошибаешься, Юра. Как только вы все закончите работу, это станет самым настоящим соавторством. И не беспокойтесь за язык, — Лозинский подмигнул Таранову, на лице которого появилась брезгливая усмешка. — Главное — это события. Главное — это то, что идет от сердца, а стилистику ведь всегда можно поправить. Попросите у хозяйки дома бумагу и…

— Я всегда работаю за компьютером! — поспешно сказала Токман, и Денис посмотрел на нее так, словно Елена изрекла какую-то непристойность.

— Какая гадость! Как это неправильно! Компьютер — это для оформления, а мысли следует записывать на бумаге!..

— Гусиным пером? — перебил его Роман. — Так может отпустишь нас на берег, перьев надергать. Я места на окраине знаю — там этих гусей, стадами ходят!

— Я писать только отчеты умею, — пробурчал Нечаев. — Осмотры, там, мест преступления. Рапорт еще могу написать. Ты представляешь, Ромк, какая у меня книжка получится — закачаешься! Я все сцены буду по часовой стрелке описывать. А УК цитировать можно? В качестве художественного оформления?

Таранов, откинувшийся на спинку стула, одобрительно хохотнул.

— Мне одолжишь парочку цитат? А с чего начинать? С того, как я в дом вошел? Открываю это я дверь…

— А тут тебе навстречу Валера, высокий и стройный, — Савицкий фыркнул. — И ты у него спрашиваешь интимным голосом — и что это вы, злой умышленник, делаете на подотчетной мне территории?

— А потом вытаскивает отвратительного вида пистолет, — подхватил Валерий, — и начинает евонным дулом меня в харю тыкать!

— Это было позже, — добродушно заметил Сергей. — Кстати, Маргарита Алексеевна, не найдется ли у вас словарика, а то у меня с орфографией всегда было плоховато?

— Да сколько угодно, — в ожившем голосе Риты послышались сдерживаемые смешинки. Сергей удовлетворенно кивнул, и Роман, упав в кресло, засмеялся.

— Орфография орфографией, ты только в своем произведении дом не слишком разноси, а то я уже представляю… Хоть садик оставь, в крайнем случае, — он подмигнул Лозинскому, смотревшему на них со злым изумлением и даже негодованием и выглядящему сейчас довольно потешно — ни дать, ни взять монарх, обнаруживший в своей тронной зале чумазых пейзанских детей, затеявших игру в футбол. — Мы те щас понапишем! Мужики, а может нам втроем прямо тут обосноваться, чтоб веселее было? Мебели подходящей нет… ну да ладно, будем творить прямо на полу, ляжем на пузо, поразмыслим — и понеслась!..

Пишущая братия, застыв, смотрела на них во все глаза, чуток приоткрыв рты, и только по губам Шайдак медленно и неудержимо расползалась улыбка. Секундой позже Безяев фыркнул, и Денис тотчас холодно улыбнулся и произнес:

— Что ж смейтесь — воля ваша. Смеющемуся да воздастся по смеху его.

— Сам придумал? — поинтересовался Роман. — А по чему именно воздастся тебе, Лозинский? Или тебе уже воздалось? Хороша же награда! Человеком ты никогда не был, а демон из тебя получился весьма паршивый. Зло ты, говоришь? Какое ты к… зло?! Глупый, злобный клоун, ничего больше. И бездарный, к тому же! Не понимаю, столько на свете хороших книг, так почему ж ты?

Лозинский пожал плечами.

— Может, потому что то, что ты называешь хорошим, не нуждается в доказательствах, считает себя выше доказательств, а тьма всегда считает нужным напоминать о своем существовании. Тьма умеет действовать, а свет умеет лишь горделиво, надменно наблюдать.

— Господи ты боже, — Таранов выпустил изо рта несколько изящных дымных колечек. — Чушь какая.

— Серега привык действовать согласно фактам, — Денис кивнул ему. — Неожиданный и очень занимательный персонаж. Серега до сих пор не верит. Это ничего — Валера тоже не верил поначалу — ни Спирину, ни Ромке, а вот теперь он весь мой.

— Да пошел ты!.. — спокойно ответствовал Нечаев. Рассеянно потер порез на шее, после чего несколькими фразами дал Денису такую яркую и затейливую характеристику, а также выдвинул такие советы насчет его личного времяпровождения, что Роман, и не подозревавший у Нечаева столь глубоких познаний в области анатомии, физиологии и зоологии, только изумленно вскинул брови. Таранов хмыкнул, продолжая выстраивать в воздухе дымные кольца, а все без исключения присутствовавшие в гостиной женщины покраснели, и вместе с ними почему-то ярким румянцем залился и Зощук.

— Всегда с пониманием относился к таким вещам, как надрывный юмор, — невозмутимо сказал Денис. — Но вы, господа, попусту тратите свое и чужое время на бессмысленные речи.

— Так мы должны начать прямо сейчас? — с какой-то смущенной деловитостью спросил Владимир, и Роман посмотрел на него почти потрясенно, потом перевел взгляд на остальных, взгляды которых были напряженно-выжидающими и очень, очень задумчивыми, словно они уже прислушивались к каким-то своим мыслям, выстраивали что-то в голове… Что за люди?! Он не понимал их. Почему они сразу так во все это поверили — сначала рассказу Риты и его собственному, а потом — Лозинскому? Никто из них ни разу не сказал: «Да этого не может быть!» Никто из них не предположил, что все это — бред сумасшедшего, а он и Рита — парочка маньяков. Почему они приняли столь невозможное происходящее, как нечто совершенно обыденное? Как будто давным-давно подсознательно знали, что нечто подобное произойдет. Вроде бы, на первый взгляд, люди как люди — обычные люди, особенно Владимир, практичный до безобразия — убивания убиваниями, но дайте вначале денег. Неужели настолько потерялись в своих придуманных мирах, что накрепко переплели их с реальностью? Неужели только и делают, что живут такими, как это существо? Почему смотрят на него, как солдаты, ожидающие приказа своего командира?

Как часто мне хотелось, чтобы жизнь соответствовала тому, что мы пишем, а не наоборот…

— Хочешь сказать, что как только они… как только мы все закончим эту чертову книгу, ты оставишь нас в покое? — Роман не смотрел на Лозинского — он смотрел на остальных, чувствуя на щеке встревожено-болезненный взгляд Риты, похожий на дрожащую, усталую руку. И чем дольше он смотрел, тем сильнее мерещился ему в их широко раскрытых глазах некий соборный восторг. — Хочешь сказать, что ты больше никогда не появишься?