Стивен Кинг - ОНО

Расположение дома позади тисовой аллеи было очень удачным… Если бы все было таким же. Боль и стыд временами накатывали, и даже пребывая в спокойном, прилизанном добрососедстве, она боялась, что однажды этим прогулкам со звуками шуршащего гравия придет конец… Несмотря на то, что Урисы были членами местного клуба, и мэтр каждый раз встречал их спокойным и респектабельным «Добрый вечер, мистер и миссис Урис». Она возвращалась домой на своем «вольво», любовалась домом, поднимаясь по зеленому ковру и часто — слишком часто, как ей казалось, — в ушах раздавалось это визгливое хихиканье. Ей представлялось, что девочка, которая так хихикала, живет теперь в придорожном доме-трактире с мужем-неевреем, была трижды беременна и каждый раз — с выкидышем, что муж изменяет ей с проститутками, больными триппером, что у нее усохшая грудь, усохшие ляжки, а ее грязно хихикающий язык усыпан язвами.

О, как она ненавидела себя за эти жестокие измышления и корила себя, уверяя, что должна прекратить этот до горечи опостылевший коктейль мыслей. Проходили месяцы, и она заставляла себя не думать об этом. Ей думалось: «Может, все это позади. Я уже не восемнадцатилетняя девчонка; мне тридцать шесть. А та, которая вслушивалась в шум гравия под колесами и уворачивалась от объятий Майка Розенблатта, потому что это были объятия еврея, была полжизни тому назад. Эта глупая маленькая русалка умерла. Надо забыть ее и быть самой собой». Окэй. Ладно. Жизнь прекрасна. Но вдруг — где-нибудь в супермаркете — она слышала похожий хохоток, и начинало покалывать в пояснице, взбухали соски, цепенели руки, с силой сдавливая ручки хозяйственной сумки, и ей мстилось: «Вон они треплются между собой: жидовка идет, длинноносое еврейское чучело, муж, конечно, бухгалтер, евреи хороши в устном счете, мы допустили их в наш клуб, это было необходимо тогда, в 1981, когда длинноносый мартышка-гинеколог выиграл это дело, но мы смеемся над ними, смеемся, смеемся!» Или ее преследовал шорох дробящегося, перекатывающегося гравия и голос матери: «Русалка! русалка…»

Затем ненависть и стыд проходили как мигрени, и на смену им приходила жалость — не только и не столько за себя; Патти жалела всю расу людей. Оборотни. Книга Денборо — та самая, которую она начала и бросила — была про оборотней. Что же это, черт возьми, за человек, который знает об оборотнях?

И все же она здесь чувствовала себя лучше — ей жилось лучше. Она любила своего мужа, свой дом, свою жизнь и себя самое. Все шло прекрасно. Да, впрочем, чтобы все прекрасно — где это видано? Когда она обручилась со Стэном, ее родители выглядели разочарованными и несчастными. Они встретились на вечеринке в университетском женском клубе. Он был тогда стипендиатом в Нью-Йоркском университете. У них нашлись общие друзья, и к концу вечеринки Патти заподозрила, что влюбилась. К середине семестра подозрение перешло в уверенность.

Когда пришла весна и Стэнли предложил ей выйти за него замуж, она согласилась не раздумывая. Несмотря на серьезные сомнения, с ней согласились и ее родители. Это было той малостью, что они могли себе позволить, хотя Стэнли Урису вскоре предстояло сделать первую вылазку на биржу труда, наводненную молодыми счетоводами, и ему, продиравшемуся сквозь эти джунгли, очень пригодились бы семейные финансы, однако Стэнли не апеллировал к судьбе, имея на руках лишь их единственную дочь. Патти было уже двадцать два — вполне взрослая женщина. Она готовилась к выпуску.

— И что, остаток жизни я должен содержать этого четырехглазого сукина сына? — услышала как-то ночью голос отца Патти. Родители ходили ужинать, и отец вернулся, несколько перебрав.

— Ш-ш, она услышит, — откликнулась Рут Блам.

Еще долго заполночь Патти не сомкнула глаз; ее бросало то в жар, то в холод от ненависти к ним обоим. Два следующих года она провела в попытках отделаться от этой ненависти; уж чего-чего, а этого чувства вокруг нее всегда было в излишке. Временами она смотрела на свое отражение в зеркале. Приятные линии лица показывали, что эту битву она выигрывает. Ей помогал в этом Стэнли.

Его собственные родители отнеслись к молодой семье с должным вниманием. Конечно же, они не верили, что их Стэнли предназначено судьбой жить в бедности и убожестве, но и они сожалели о том, что «дети поступили опрометчиво». Дональд Урис и Андреа Бертоли поженились в начале двадцатых и, казалось, совершенно забыли об этом.

Стэнли же, напротив, был вполне уверен в собственных силах, беспечно игнорировал высказываемые вслух родителями опасения и предостережения. В конечном счете оправдался его оптимизм, а не их страхи. В июле 1972 года Патти получила место преподавателя английского языка и стенографии. Чернила на ее дипломе даже не успели высохнуть. Работать надо было в Трейноре — маленьком городке в сорока милях к югу от Атланты. Патти каждый раз лихорадило, когда она вспоминала, как получила это место — ну, просто жуть! Составив список журналов, где публиковались рекламные объявления, она за пять ночей написала сорок писем с приложением своих анкетных данных. Потом начали приходить ответы: двадцать два уведомляли, что места уже заняты. В других случаях очень скоро становилось ясно, что место ей не подходит. Так отсеялась еще дюжина вариантов. Каждый походил на ряд предыдущих. Стэнли вошел в комнату в момент, когда она ломала голову над тем, как бы сократить объем работы. Беглого взгляда на кучу разбросанных по всему столу бумаг ему оказалось достаточно, чтобы уверенно выудить сообщение из Управления школами в Трейноре, в котором она не нашла чего-либо более обнадеживающего, нежели в остальных.

— Вот это, — сказал он.

Патти даже слегка напугала его убежденность.

— Ты что, знаешь о Джорджии что-то такое, чего не знаю я?

— Да нет. Однажды видел в кино.

Ее бровь вопросительно дернулась.

— «Унесенные ветром». Вивьен Ли, Кларк Гейбл. «Оставим это на завтра. Завтра будет виднее». Не правда ли, я говорю как южанин, Патти?

— Ну да. Как южанин из Южного Бронкса[7]. Но если ты никогда там не был, то почему…

— Потому что это то, что надо.

— Ты не можешь знать этого, Стэнли.

— Не просто могу, — весомо возразил он. — Я знаю. — Всмотревшись в его лицо, она поняла, что Стэнли не шутил: он действительно знает. По спине Патти побежали мурашки.

— Но каким образом?